Джози слушала меня, опершись подбородком на сложенные руки, и осталась спокойной, когда я замолчал.
– Прости, я веду себя как дурак, – добавил я. – Я был бы рад объяснить лучше. Я только хочу, чтобы все пришло в норму.
Она потянулась через стол и стиснула мою руку.
– Ты не дурак, – сказала она. – Уж кто-кто, но точно не дурак.
Мы вышли, и Джози повела меня куда-то за угол на довольно уединенную парковку за магазинами. Я почувствовал ее губы у своих губ – они льнули, притягивая меня, – и попытался ответить. Мне казалось, я тоже этого хочу, но пришлось сделать над собой усилие. Джози прижималась, а я словно ускользал, хоть и стоял у самой стены.
– Пожалуйста, обними меня, – сказала она.
Я сделал, как было велено. Губами Джози приоткрыла мой рот и начала работать языком. Я стоял неподвижно.
– В чем дело? – спросила она. – Ты что, не хочешь?
Я хотел, но не так искренне, как Джози, – без ее энтузиазма, без малейшего подъема. Я кивал, улыбался, копировал выражение ее лица. Мы прильнули друг к другу, и я реагировал, как мне казалось, правильно: повторял движения Джози, терся носом о ее нос, перемежая глубокие поцелуи легкими. Я придерживал ее затылок, трогал ухо и целовал по заведенному образцу: раз-два-три, считаем шаги, выполняем заученную комбинацию.
Джози схватила меня за руку и начала водить ею вверх и вниз по своему боку, а сама стала поглаживать мне спину. Я продолжил, как она показала. И вдруг почувствовал, что не понимаю желания, не умею его распознать и выразить, не умею говорить прикосновениями, слушать своим телом и отвечать; я только знал, как быть объектом желания и как подчиняться.
Я шарил руками по ее телу, но Джози не реагировала так, как я рассчитывал. Возбуждение не приходило, ничто во мне не дрогнуло. Джози это почувствовала – или рассердилась. Она несколько раз перекладывала мои руки.
– Трогай меня там.
Я подчинялся, но без эмоций – не было ни желания, ни страха. Я быстрее водил руками и сильнее тискал ее, но это были не мои руки. С самого дна черной бездны внутри меня раздавался голос отца Грега, пыхтящий о боге и о том, что он в нас, и о любви, любви, любви. Сейчас во мне ничего не было. Между нами никогда ничего не было – теперь я точно мог это сказать. В нас ничего не было.
Джози, видимо, почувствовала мою опустошенность.
– В чем дело? – огорченно спросила она. – Чего ты хочешь? Что ты хочешь сделать?
– Не знаю. Я не знаю, что делать. Хочу знать, но не знаю.
Минуту мы стояли молча.
– Не получается, – сказала она тихо.
– Должно, – сказал я.
– Ты меня разве не хочешь?