Вернувшись, она закрыла дверь и нажала кнопочку замка.
– Я пожелала Руби спокойной ночи, – сказала она, – так что родители не станут подниматься, когда вернутся. Но все равно придется говорить тихо, вдруг Руби пройдет по коридору.
– Да, конечно, – откликнулся я. – Мне очень нужно поговорить.
Она обняла меня – не как любовница, а так, как всех нас надо обнимать хоть раз в жизни, показывая, что мы не одни. Отпущение грехов человеком.
От близости к Джози во мне рождалась сила, и наконец я начал. Я сидел рядом с ней на кровати, борясь с дрожью и дурнотой, но крепился, слыша ее голос – успокаивающий, поддерживающий. Она задавала вопросы, но от ее вопросов не становилось больно, они помогали вытащить на поверхность то, что я должен был сказать. Джози держала меня за руку, пока я не рассказал ей все.
Шли часы. Вернулись родители Джози, и хотя мать как организатор уйдет последней, но и она тоже скоро будет дома. Я позвонил домой и оставил сообщение, что у Джози, чтобы мать не подумала, будто я снова сбежал к Елене. Мне казалось важным поставить в известность и мать – я знал, что очень скоро я расскажу ей все, что рассказал Джози. Я попытался представить, как откроюсь Доновану-старшему – по телефону или сидя за белой льняной скатертью в ресторане в центре Манхэттена, когда он в следующий раз приедет в Нью-Йорк по делам. «Я боялся, – скажу я им обоим, – и до сих пор боюсь, так что выслушайте меня».
– Я не хочу идти домой, – сказал я Джози.
– Тебе необязательно возвращаться, – ответила она. – Оставайся здесь.
И я оставил матери второе сообщение – что не буду сегодня ночевать дома, но Джози звонить не надо, потому что ее родители не в курсе. Я обещал все объяснить.
– Со мной все в порядке, – добавил я, – я в безопасности.
Джози ждала, пока я наговаривал сообщение, потом встала и снова меня обняла. Сбросив тапочки, она легла под одеяло и позвала меня:
– Забирайся!
Когда я лег, она выключила свет и прижалась ко мне. Мы молчали, но вскоре она взяла меня за руку.
– Это все моя вина, – сказал я. – Что Марк…
– Неправда.
Мои глаза привыкли к темноте, и я начал различать силуэты знаменитостей на постерах и очертания мебели. В доме было очень тихо. Джози лежала сзади, обнимая меня поперек груди. Ее дыхание согревало мне спину. Она задышала ровнее, медленнее и наконец заснула. Вскоре и я успокоился настолько, чтобы поддаться сну.
Когда утром зазвонил ее будильник, мы медленно оторвались друг от друга. Я выбрался из постели, пытаясь расправить мятые брюки. Джози включила телевизор и занялась своими утренними делами.