Мы с Джози тайком обменивались записками, пока звучали традиционные объявления по окончании занятий. Я написал ей, что она сегодня в той же юбке, блузке и свитере, в которых была на Рождество, а она объяснила, что они с Софи и со своими мамами идут на бродвейское шоу – у них традиционный январский девичник. А сегодняшний наряд – это ее прикид молодой леди. Я ответил, что на ней любая одежда смотрится как мечта, которая изначально пришла в голову дизайнеру, и, что бы она ни надела, все выглядит великолепно. Краска смущения еще не сошла со щек Джози, когда мы вместе спустились по лестнице на улицу и они с Софи сели в ожидавшую их машину. Я писал искренне, но мне было приятно, что я знаю, как сказать правильные слова.
На вечер у всех были планы. Мать собиралась на вечеринку в Рае – такой подарок ей сделали на Рождество. Родители Марка купили билеты в оперу. Они намеревались переночевать в отеле и вернуться только назавтра, поэтому, хотя Марк был наказан и не имел разрешения выходить из дому, он настоял, чтобы мы все равно повеселились. Сказал, что ему это необходимо, и когда я повторил ему мамину фразу: «Нельзя же допускать, чтобы мир веселился без нас», он рассмеялся и согласился. Я был рад, что не придется проводить вечер в одиночестве. Я словно набирал обороты и не хотел, чтобы меня что-то тормозило.
Я мог бы начать праздновать уже в середине дня, но Марку сначала пришлось заехать домой и дождаться, пока уедет его мамаша. Взять машину он не рискнул – Майк мог проверить километраж. Мы условились встретиться на полпути между нашими домами, на спортплощадке начальной школы Кулидж, и, поскольку мне нечем было заняться, я пришел раньше его и спрятался в одном из бетонных блоков для лазания. Были уже сумерки, и я смотрел на небо через квадратное отверстие в крыше. Фонари школьной парковки освещали площадку слабым серовато-оранжевым светом, но я все равно видел тусклые звезды в квадратной раме над головой. Их блеск был слабым и прерывистым, казалось, я вижу, как они медленно плывут в сине-фиолетовой бездне. Я смотрел, как другие звезды появились и замигали среди прежних. Грустно было думать о расстоянии, разделявшем их и меня, потому что я знал: хотя бы одна из звезд, которые я видел в ту ночь, уже мертва и свет – это все, что от нее осталось. Я прикурил одну из сигарет, которые взял у матери, и между затяжками поднимал ее к небу, стараясь зафиксировать свою собственную оранжевую точку в огромной пустоте над головой.
Я почти докурил, когда Марк просунул голову в отверстие. Я не мог разглядеть его лица, но знал, что это он.