Чекист кивнул на хозяйку квартиры.
- Помоги, - сказал он и вернулся в библиотеку.
Когда Белявская пришла в себя, в комнате было людно. У большого овального стола собрались все, кто производил обыск, и понятые дворник и владелица расположенной по соседству мелочной лавки.
На малиновой плюшевой скатерти тускло желтели столбики золотых десятирублевок. Здесь же стояла перламутровая шкатулка с откинутой крышкой. Старший чекист вынимал из нее драгоценности, показывал понятым и, отложив в сторону, диктовал помощнице, которая писала протокол. И всякий раз лавочница, тощая, одетая в черное женщина с маленькой головой на длинной морщинистой шее, протягивала к ценностям серую высохшую руку, а дворник коротким движением плеча отводил в сторону эту руку, кашлял, что-то бормотал и крестил лоб растопыренной пятерней.
Так продолжалось около часа. В комнате стояла тишина, прерываемая монотонным голосом чекиста и невнятными репликами дворника.
Наконец содержимое шкатулки было пересчитано и внесено в протокол. Чекисты подписали его. Перо дали торговке. Метнув тревожный взгляд на Белявскую, она сделала росчерк, положила перо и все же не удержалась - дрожащими пальцами погладила перламутровую шкатулку.
- Теперь вы, - Саша протянула перо дворнику.
Тот несколько раз обмакнул перо в чернильницу и, кашлянув, вывел под подписями жирный косой крест.
Саша пошла с бумагой к Белявской. Хозяйка дома уже успела взять себя в руки. Взглянув на девушку, гордо выпрямилась, заложила ногу за ногу.
- В чем дело? - спросила она.
- Прочтите и подпишите.
- А зачем? Право, не стоит.
- Полагается.
- Не стоит, - повторила Белявская. И прибавила, показав на стол: - Там много красивых вещиц. Носите на здоровье.
- Золото и драгоценности конфискуются в пользу трудового народа, - строго сказала Саша. - В пользу всего трудового народа, а не отдельных личностей.
Она хотела прибавить, что революция в опасности и в стране голод, что у Красной Армии не хватает оружия, снарядов, патронов. Золото же и бриллианты - это винтовки, мясо, хлеб... Но разве поймет все это холеная барыня!
Женщины долго глядели друг другу в глаза.
Сложные чувства владели Белявской. Еще минуту назад она яростно ненавидела стоявшую перед ней маленькую девушку в застиранном ситцевом платьице, перепоясанную широким солдатским ремнем, с браунингом на правом боку и полевой сумкой на левом. А сейчас ненависть почему-то отодвинулась, потускнела, и она почти с любопытством рассматривала чекистку - ее круглое, совсем еще детское лицо с широко посаженными серыми глазами и упрямо закушенной нижней губой.