Хохол спрыгнул на пол и на цыпочках прошел в спальню. Коваль спала, перевернувшись на бок и сложив руки под щеку. Видно, лекарство подействовало и боль отпустила, очень уж безмятежно выглядела она во сне. «Слава богу, пусть выспится. – Женька закрыл за собой дверь и прилег в большой комнате на диван. – Тяжело ей в жару».
Он вытянулся и только теперь почувствовал, что тоже устал за день. Сперва эта поездка к Боксеру, подозрения, мучившие его ровно до того момента, когда он смог взглянуть в глаза бывшего бригадира, потом нервное ожидание звонка от Марины – все это вымотало его физически. Женька чувствовал, как глаза сами собой закрываются. Не было сил встать даже за простыней. «Черт с ней», – вяло подумал он, проваливаясь в сон.
Среди ночи он проснулся от запаха дыма. Сел на диване, поморгал, потянул носом воздух – нет, запах не приснился, он был реальным и тянулся откуда-то из глубины квартиры. Сон как рукой сняло. Женька метнулся в спальню. Коваль лежала на спине с пристроенной на животе пепельницей и затягивалась сигаретой.
– Сдурела на фиг? – тихо рявкнул Женька, опускаясь на кровать рядом с ней. – Я думал, горим.
– Что, нюх отшибло? – поинтересовалась жена ровным голосом.
– Спросонок чего только не почудится. И не курила бы ты, такая мигрень была.
– Жить вообще вредно, от этого умирают. Обожаю эту банальную чушь. – Марина ткнула окурок в пепельницу, отставила ее на тумбочку и перевернулась на живот. – А чего это ты от меня ушел? Открываю глаза, а мужика нет.
– Еще скажи, что испугалась.
– Обижаешь. Конечно нет. Но неприятно, знаешь. Ложись ко мне, а? Еще полно времени, до утра выспимся.
Хохол послушно нырнул под простыню, обнял Марину, прижал к себе:
– Я люблю тебя, Коваль.
– Стареешь, – улыбнулась она, разворачиваясь в его руках и пряча лицо у него на груди.
– Я всегда тебя любил. Только ты долго не хотела этого видеть.
– Женя, я тебя умоляю, давай спать. Я не вынесу вторую за день беседу о видах и способах любви.
– Плачешь, что ли? – Женька удивленно отстранил ее от себя.
– Нет. Но говорить сейчас ни о чем не хочу, не обижайся. Ты ведь знаешь, мне никогда не нужны были слова, я люблю тебя не за умение разговаривать о чувствах. Мне важнее, что я могу на тебя рассчитывать.
У Женьки с языка рвалось что-то обидное о том, что он нужен ей, всего лишь когда надо выпутываться из передряг, но, взглянув на ее обведенные черными кругами глаза, он понял, что не сможет сейчас ничего сказать. Не тот момент, чтобы нагружать ее еще и своими обидами. Эта женщина и так принадлежит ему. О чем еще говорить и чего желать?