— Змееедом меня обзываешь? Ну, держись, маленький песчаный дух, сейчас ты мне за все ответишь! — смеялся он, глядя на задыхающуюся от хохота Тию.
— Нет, нет, смелый наемник! Я не хотела, ты и впрямь самый храбрый, самый ловкий, самый настоящий Змеелов! Пощади меня, о достойный воин пустыни! — пищала она, тщетно пытаясь отбиться от него.
— Ну, смотри! — он вдруг перестал ее щекотать и поставил на землю. — На первый раз поверю.
— Нет, правда, расскажи мне, что ты делаешь в Ферузе? Кто тебя ранил и почему? — отсмеявшись, стала допытываться Тия.
— Я же уже сказал тебе, что пришел сюда с караваном в качестве охранника. Мне в этот раз пообещали неплохой барыш за работу. Да и живет в Ферузе мой старый знакомый. Он мне кое-что должен. Я хотел с ним встретиться тем вечером, но дома его не оказалось, а вместо этого там сидела засада из солдат. Они… приняли меня за кого-то другого. — соврал Змеелов. Рассказывать всю правду малознакомой девчонке он не собирался, хоть и спасла она ему жизнь, но и врать почему-то не мог. Так что пришлось ограничиться полуправдой. Хорошо еще, что девчонка удовлетворилась и этим, и расспросы свои прекратила.
Ночь укутала Глотку Дэва плотным одеялом темноты, и обитатели убогой лачуги, что примостилась на самом краю городских трущоб, мирно спали, видя десятый сон. Однако Змеелову спалось плохо. Стоило только провалиться в полудрему, начинались кошмары. Он снова видел себя восьмилетним мальчишкой, который шел в предрассветной мгле вслед за своими родителями по Великой Пустыне в никуда, то и дело оглядываясь на стены города, откуда их семью накануне изгнали с позором. Отец шагал впереди, прямой и величавый, словно скала, ведя под уздцы единственного верблюда с небольшим бурдюком воды, что, издеваясь, дали им городские власти. Мать — чуть позади, то и дело тревожно оглядываясь на сына, который так и норовил отстать. Странно, ему казалось, что он до черточки помнил ее прекрасное лицо, но оно упорно ускользало, расплывалось, словно в тумане, и, наверное, оттого накатывала на него сейчас беспросветная горькая тоска, как и в ту проклятую ночь, когда они вынуждены были уйти из родного города, чтобы сгинуть в песках навсегда. Отец торопился: до того, как солнце войдет в зенит и Великая Пустыня превратиться в раскаленную печь, он хотел добраться до стоянки каравана, где можно было переждать полуденный зной, а, если повезет, то и прибиться к проходящим мимо торговцам. Вдруг, все заволокло душным багряным туманом, а когда туман рассеялся, Змеелов увидел, что он остался один среди бескрайних песков. В отчаянии, он звал родителей, но ответом ему был лишь шелест равнодушных бархан, да крик стервятника, что парил высоко в раскаленном добела небе, рассчитывая на скорую поживу…