Одно я знал твердо: в Рондомион не вернусь. Не в ближайшие годы. Слишком много воспоминаний здесь жило, отравляя каждый дорогой сердцу уголок.
Я сам постарался, показывая сеньорите любимый город лицом и Изнанкой.
— Если нет… найду занятие по душе, — закончил я с кривой улыбкой. — Попробую отыскать свое Предназначение.
Дружок Гайлс из мира моих кошмаров был прав, как ни горько это признавать. Я сожрал столько свободы, что меня тошнит ею — бессмысленной и бесцельной. Слишком много свободы на одну никчемную, пустую, не заполненную ничем жизнь.
Пусть я уже пробовал, пробовал десятки раз. Это ли повод отступать? И плевать, что я ни во что не верю. Порой достаточно упрямства, чтобы начать. А вера… она придет позже.
Надеюсь.
Иса все вглядывалась в меня — напряженно, словно что-то искала. И, так и не найдя это «чего-то», поникла.
Мы слишком давно и хорошо знали друг друга, чтобы была нужда в лишних словах.
— Дело в твоей девочке, Элвин?
— Не только. Я… просто устал. Это — человеческая кровь. Ее не победить.
Впервые за всю историю нашего знакомства я видел на лице княгини такую — полную нежной грусти — улыбку. И мне снова стало жаль той болезненной страсти, что я утратил в туманах безвременья. О, какое удовлетворение я испытал бы раньше, получив такое доказательство неравнодушия! Большая победа в нашей маленькой войне.
Она подошла ближе, провела прохладной рукой по щеке:
— Хорошо. Я рада.
— Рада?
Наверное, следовало почувствовать себя уязвленным, но я не ощутил ничего, кроме облегчения. Ненавижу женские слезы при расставании с любовницами, да и кому понравятся подобные сцены?
— Ты дорог мне, — сказала Иса все с той же грустной нежностью. — Мальчики должны вырастать и уходить, Элвин. Им вредно слишком долго любить меня. В тебе так много огня, но я способна погасить любое пламя.
Княгиня прижалась ко мне всем телом, запустила руку в волосы и поцеловала — властно, жадно. На секунду я ощутил тень, отзвук знакомого смешанного с яростью желания.
Холодные губы с еле уловимым привкусом мяты. Новые духи — лилия и амбра…
— Останься сегодня со мной, — шепнула она в перерывах меж поцелуями. — Последний раз. На прощание.
Я остался.
Странно, но в этом последнем вечере было больше близости и тепла, чем в сотнях предыдущих, наполненных вожделением и темной страстью. Никаких игр, никаких попыток подчинить или причинить боль. Только горечь сожалений о том, чего уже не вернуть, с легким привкусом нежности.
Я покинул дворец, когда сумерки уже перетекали в ночь и на бархатных небесах Изнанки загорались первые звезды. Кинув прощальный взгляд на площадь, подумал, что буду скучать по этому городу и всему, что с ним связано.