— Мне не нужны ваши деньги. — Жестко ответил Федор. — Поищите зал для вашего приема в другом месте. В моем ресторане банкета для вас и ваших гостей — не будет.
— Ну и дурак. — Выдала мать. Обычно она лучше держит себя в руках. Видимо, Федор сильно вывел ее из себя. — Из-за Киры лишаться денег. Она того не стоит.
Ну, все, эти слова стали для меня последней каплей. Слезы просто потоком хлынули из глаз. Вроде давно уже взрослая тетка, а расстроилась из-за каких-то слов матери. Но знаете, как обидно такое слышать от человека, подарившего тебе жизнь?
— Кира стоит тысячи таких, как вы и ваша убогая Вика. Убирайтесь отсюда, пока я вас лично не вышвырнул! — Заорал Баринов и открыл дверь.
Мать старалась сохранять достоинство, когда покидала кабинет Баринова. Ее каблуки звонко зацокали по плитке. Каждый шаг отдавался очередной раной в моем сердце. Пора бы привыкнуть и перестать реагировать на неприязнь матери, но нет, каждый раз расстраиваюсь, будто мне пять лет.
Федор выругался вслух.
— Вот же сука! — он захлопнул дверь и остался стоять в коридоре.
Только не оборачивайся, — молила я его. Не хочу, чтобы шеф видел меня в таком состоянии. Зареванная, с красным носом, прижимающая к себе поднос с несчастным штруделем.
Но небеса сегодня глухи к моим мольбам. Федор обернулся.
— Кира? — по моему заплаканному лицу было все понятно. Пояснений никаких не требовалось. — О, черт! — выдохнул он. Забрал поднос с десертом и потянул меня за собой в кабинет. — Идем, чтобы никто нас не видел.
Там шеф силой прижал меня к себе.
— Кирюш, не расстраивайся. — Утешал он меня. Я уже говорила, что Федька хороший, да? — Что с этих дур возьмешь, кроме анализов? — решил пошутить он.
Я улыбнулась сквозь слезы. Федя очень милый. Повезет же Юльке.
— Я уже пришла в себя. — Как-то невнятно у меня прозвучало. А все потому, что некоторые переусердствовали и прижали к себе слишком близко. Я не возражаю ничего против парфюма Баринова, но от него в носу чесалось почему-то.
— Тогда ладно. — Баринов отодвинул меня от себя, оглядывая внимательно. И убедившись, что я больше не рыдаю, удовлетворенно кивнул.
Вскоре мы уже сидели за столом и пили чай. Федор уплетал штрудель и блаженно щурился. Все-таки он такой сладкоежка. А еще строит себя из себя мачо! Разве может мачо так балдеть от вкусняшек и подставлять свое плечо для слез? Нет, не может. Федька хороший человек.
По молчаливой договоренности мы не стали обсуждать мою мать. Мне уже значительно полегчало, погружаться в депрессию не хотелось. А так и будет, если я начну анализировать: как, за что и почему.