– Нет! – тут же воскликнул он. – Я уж лучше сам. Сходи к психологу, я тебя как человека прошу. Пройди профтестирование. И держись ты подальше от этого финансового отдела и Постникова, честное слово.
– Господи, бред-то какой. В суд, что ли, на Постникова подать? За клевету.
– Подай, подай, если совести нет. Только судов между сотрудниками мне еще не хватало. – Крендель сделал вид, что хватается за сердце. Я знала, что дважды в неделю Крендель ходит в спортивный зал, что осенью он участвовал в марафоне длиною в десять километров – они бегали по Воробьевым горам, и он, между прочим, занял там какое-то место в первой сотне. Звучит не как какое-то из ряда вон выходящее достижение, но учитывая, что всего там было тысячи четыре человек… Я бы умерла, если бы меня заставили бежать дольше пяти минут, а он грамоту на стену повесил. Не Крендель, а кремень. Так что я была спокойна за его сердце, ему угрожали только тайные планы Маши Горобец.
– Все, Фая, иди, – сказал он, отворачиваясь к окну, за которым открывался серый, урбанистический пейзаж. Вечерние огни еще долго не зажгут. На них я любила смотреть. С того места, где работала я, до ближайшего окна было три кабинета плюс два коридора. Но я не обижалась на жизнь, ибо изначально не ждала от нее милостей. Если всем давать по виду из окна, то как люди поймут, где начальство, а где так, не пойми кто! Успех измеряется и в стеклопакетах в том числе.
– Георгий Михайлович, добрый человек, но зачем? За что мне такая напасть?
– Мы тут, Фая, делаем все, чтобы сохранять комфортный микроклимат в коллективе, и хотим иметь возможность прийти на помощь даже тогда, когда человек стесняется или боится обратиться за ней.
– Я не стесняюсь и не боюсь, – фыркнула я. – Все психологи – шарлатаны. И потом, нет у меня стресса, нет. Клянусь! – простонала я, берясь за дверную ручку. Крендель не выдержал и швырнул в меня скомканным листком черновика. Я выскочила в коридор, показала Кренделю средний палец – мысленно, конечно, ибо в реальности такая жестикуляция легко могла привести к увольнению и тогда победа свиньи Постникова была бы очевидна и всеобъемлюща. Этого в мои планы никак не входило. И так я шла по офису со смутным ощущением поражения. Ведь не он, не этот лощеный пижон в синем галстуке под цвет машины будет вынужден объясняться с какой-нибудь выдрой, считающей, что она знает все на свете и понимает жизнь лучше всех. А главное, что она знает, как мне жить, и что мне делать, и что мне нужно поменять в себе. В конце концов, девиз всех психологов, всяческих терапий – не бойся менять себя. Но что мне делать, если я не желаю менять в себе и один бит? Не то чтобы я была довольна собой. Нет, я замкнутая, в детстве меня даже подозревали в аутизме, но это было больше связано с тем, с какой скоростью я решала задачи по математике, включая задачи про рыцарей и лжецов.