– Что тебя так насмешило? – удивился Игорь.
– Я вспомнила мамино лицо, когда ты поздравил ее с новым внуком.
– И что же ту смешного?
– Тебе не понять, – покачала головой я. – Наша семейка – это же дурдом на выгуле. А с тобой вдруг весь обед был такой нормальный. Мама даже не знала, как ей вывернуть, чтобы и Лизавете сказать все, что она думает, и перед тобой не ударить в грязь лицом.
– Весь вопрос в том, почему ты считаешь свою семью чем-то вроде дурдома, – задумчиво протянул Игорь, снова набирая телефонный номер хозяина машины, мешающей нам выехать. А я боялась признаться, что даже рада, что его машина заблокирована и мы не можем расстаться. Я не хотела расставаться с ним, мне было спокойно и хорошо. – Алло, доброго дня. Машинку передвинете? Спасибо.
– Ответил? – с сожалением переспросила я, и Игорь кивнул.
– Да, сейчас придет. Не опоздаешь на бал, принцесса, – усмехнулся он. – У тебя вместо туфелек будут кроссовки, как я понимаю.
– У Саши день рождения, – извиняющимся тоном пробормотала я, а Игорь только махнул рукой.
– Я понимаю. Конечно. – И он отвел взгляд. – Фаина, у вас прекрасная семья. Ты не видишь, потому что находишься внутри, а мне снаружи все это лучше видно.
– Еще добавь: «как профессионалу», – рассмеялась я.
– А что? Уж поверь, о том, как выглядит настоящий дурдом, мне лучше знать.
– Серьезно?
– Между прочим, ты уже спрашивала с диким сомнением в голосе, есть ли у меня медицинское образование, и я, кажется, ответил на этот вопрос. Так вот – да, я работал в психиатрической больнице сразу после института, отработал почти пять лет, изучал влияние допамина и других нейромедиаторов у пациентов с сильными психозами. Не важно. Я ушел именно потому, что понял: для меня лично стала теряться линия между нормой и патологией. Психиатрия – совсем неточная наука, тут ты прямо попала не в бровь, а в глаз. Это аппендицит можно вырезать с высокой степенью уверенности в том, что ты вырезал именно его. В психиатрии грань между диагнозом и гениальностью так тонка, что зачастую пациент вполне может получить Нобелевскую премию. И тут же из окна выпрыгнуть. Или просто думать, что он получил Нобелевскую премию. Ведь выдающиеся состояния – это тоже уход далеко за черту нормы.
– То есть ты решил заниматься проблемами нормальных людей? Тогда при чем тут я? – улыбнулась я, пытаясь сгладить складку, которая пролегла между бровей Игоря, изменив это открытое лицо, придав ему тревожный вид.
– Ха-ха-ха, – передразнил меня он, но улыбнулся. Я вдруг очень ясно увидела, насколько мало знаю этого мужчину, стоящего рядом со мной, и насколько мне хочется знать его лучше. Намного лучше. С кем еще я могу вести разговоры о котах Шредингера? Кто еще повяжет мне шарф? – О, вот и наш избавитель.