– Привет, пропащая душа. Звоню, звоню, звоню, – затараторила Маша, – а ты и не думаешь отвечать.
– Никаких звонков не было.
– Варианта два. Либо ты глухая, либо забыла телефон. Так что, ты мне скажешь что-нибудь?
– Цвет тебе идет. Но бурым мишкой я тебя называть не стану, – пробурчала я, доползая до кресла на колесиках.
– Три «ха-ха»! Не очень-то и хотелось. Или ты думаешь, я только и мечтаю, чтобы меня называли дикой зверюгой? – вытаращилась Маша. Я склонила голову и прищурилась, пытаясь представить себе Машу дикой зверюгой. Маша Горобец была девушкой одинокой, взрослой, самостоятельной и независимой – такой независимой, что, да, она начала уже немного дичать и на стенку лезть. В тридцать четыре года желание выйти замуж уже носят на виду, вместо шарфика.
– Слушай… а-а-а, господи, как больно-то, – простонала я, копаясь в сумке. – Я действительно телефон забыла. Вот черт! А если что срочное?
– Срочное? У тебя? – фыркнула Маша. – А ты чего стонешь? Били?
– А если и да? Что с того?
– Так, рассказывай. Ты какая-то другая, непохожая на себя.
– Интересно, интересно. И чем же? Кроме моих стонов, пожалуйста, – потребовала я. – И сразу оговорюсь: травмы моего тельца получены не в ходе огненной плотской любви, как ты, небось, уже вообразила.
– Ну вот. Обломала такую фантазию!
– Не дай мне бог оказаться в твоих эротических фантазиях! – испуганно попятилась я назад. Ну, как попятилась. Откатилась в кресле.
– Тебе бы там понравилось, – рассмеялась Маша. – Ладно, я тут тебя жду, между прочим, по делу.
– Ага! – кивнула я удовлетворенно. – А я-то все думала-гадала, когда же что-то плохое случится-то. Что-то больно мирно день начался.
– Если не считать твоих стонов.
– Не поверишь, но их источник – мое внимательное отношение к собственному здоровью. Я была на тренировке.
– Да ты что! – ахнула Маша и, кажется, забыла все, зачем пришла. – Ну-ка, ну-ка. Рассказывай. В подробностях. Самых детальных, пока Гусев сам не пришел. Было чего? Слушай, у тебя конфеты мои остались, которые я тебе на той неделе приносила?
– Ты же их мне подарила? – возмутилась я, но потянулась к тумбочке и достала остатки конфет, которые, как известно, сладки. – На, лопай. Значит, слушай. Замахнулся он ракеткой и как ударит… по волану. Сильно, глубоко. Рука твердая, мощная. Потом как подошел ко мне сзади, как взял… под локоть и говорит: «Запястье надо ослабить, Ромашка. От этого и точность удара зависит, и сила. Представь, что ракетка – это плеть и ты пришпориваешь коня…»
– Смеешься? – нахмурилась Маша, а я действительно расхохоталась от того, насколько комично было выражение лица у моей Манюни. – Значит, ничего не было.