— Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
Пожалел и оставил только сапоги на ногах, роскошные сапоги цареградской выделки.
Теперь княжич в своей варварской тунике, штанах и ромейских сапогах встал обеими ногами на узкий бортик и прошел несколько шагов, почти не шатаясь.
Филипп Феор позавидовал его звериной легкости.
— Сколько лет жеребец бегал по кругу, будто на Ипподроме, — услышал он от северца. — Долго, Филипп. Я ведь варвар, разве не так?
Силенциарий повел бровью:
— Всякий, если рассудить, рождается на свет варваром.
— Я нырну в реку ромеем, а вынырну северцем.
«Теперь не удержишь!»- со смутной тревогой вздохнул силенциарий, а вслух проговорил:
— Если только северцем, мне не сносить головы, будущий рекс.
— Я сберегу твою голову, Филипп. Заплачу за нее, сколько попросит василевс. Пусть пришлет мне. Буду пить из нее вино, чтобы набраться твоего ума, Филипп… Так делают все варвары.
— Проси уши, — тихо засмеялся силенциарий. — Довольно будет одних ушей… Пускай их отмочат в уксусе и подадут тебе в полночь. А к ушам поджарь еще вот этот палец.
Он шевельнул указательным пальцем правой руки, похожим на слугу, который когда-то согнулся пред господином да так больше и не смог выпрямиться. Княжич знал, что этим пальцем Филипп Феор в затерянном своем детстве вздумал как-то, едва освоив счет, провести перепись зубов в пасти одного из псов, охранявших дворцовую тюрьму. До того дня свирепый пес всегда лизал Филиппу руки и нос, радостно виляя хвостом.
— И глаза, Филипп. Еще нужно съесть твои глаза, чтобы все видеть, даже когда отвернешься или крепко сомкнешь веки, — решительно добавил княжич.
Силенциарий приоткрыл один свой глаз пошире и пристально посмотрел им на молодого славянина.
«А ведь так и договоримся… — с легким опасением подумал Филипп Феор. — Кто знает, что ему взбредет в голову у своих.»
— Тогда не торопись, княжич. Последи сам, чтобы столь ценный для тебя товар был доставлен без порчи, — посоветовал он.
— Я доверяю тебе, Филипп, — ответил княжич, поворачиваясь лицом к реке, — и приму твой дар на своем столе, как надлежит князю. Потому и спешу упредить посольство…
Тут княжич Стимар изо всех сил оттолкнул от себя и корабль, и силенциария Филиппа Феора и всю Империю, кормившую, одевавшую и учившую его эллинской премудрости целых девять лет подряд. Он с наслаждением расправился весь в короткой, как вздох, пустоте и канул в реку.
Вода обожгла его, будто кипящая в котле смола, и он обмер, потеряв себя в глубине. Если бы Брога мог опустить голову и посмотреть в глубину реки, то изумился бы еще глубже. Ему почудилось бы, что княжич разбился об воду и рассыпался весь по дну, как рассыпается, упав с неба на реку, тень чересчур высоко летящей птицы.