— Ты мне жена, — по-хозяйски сказал он Исет. — В обиду не дам, а с собой заберу.
Девушка легко, как роса с летнего поля, поднялась с ложа на полуночную сторону. Обыденное покрывало на ее половине осталось таким же ровным и гладким, будто она вовсе не ложилась на него.
— Не оглядывайся, княжич, — то ли повторила она, то ли опять дождалась эха, ведь уста ее не разомкнулись. — Тогда успеешь пройти.
— Ты жена мне, — решил княжич и, хотел было взять ее руку так же крепко, как своей правой рукой уже держал меч.
Но Исет ускользнула и в единый миг оказалась от него с другой, полуденной стороны, ложа.
— Я заберу тебя с собой в Царьград, — сказал ей Стимар. — Там тебя окрестят, а потом нас обвенчают по закону.
— Только если ты найдешь дорогу между тем, что уже было, и тем, что будет, — смеясь, отвечала Исет.
Княжич еще раз попробовал было поймать ее, но лишь просыпал между пальцами звон ее серебряных подвесок.
В тот же миг западная дверь горницы задрожала эхом шагов, отворилась, и в горницу ввалились трое Лучинов во главе с братом Исет, один раз уже поймавшем княжича — было то в Велесовой Роще.
В их руках сверкали мечи, а на лицах — капли боевого пота.
— Туров не вошел в Лучинов род! — крикнула Исет своему брату. — Знай правду!
Она побежала к нему и, схватив его за свободную руку, приложила ее к своему лону.
— А мертвым и подавно не войдет, — добавила она. — Не спеши, брат. Потеряешь больше, чем хочешь поймать.
Скорый Лучинов в одно мгновение бросил сразу три взгляда. Один — на брачное ложе, чистое с невестиной половины и запятнанное чужой кровью на стороне жениха. Другой взгляд — на разрубленного идола. А третий — на самого жениха, северского княжича.
— Хитрый северец, — сверкнул он тем, третьим взглядом злее своего меча. — Жнешь кровь, где не сеял. Теперь с тебя — вира. А вира до заката не терпит.
Он крепко обхватил Исет за плечи и предупредил ее:
— Не спеши и ты, сестра, на волю, как твоя мать. Пир еще идет, значит и свадьба не кончена.
Он остался с Исет на месте, загородив собой и сестрою открытую дверь, а двое воинов двинулись навстречу Стимару.
У одного солнечная искра побежала по лезвию меча от рукоятки до острия, а другой отвел свой меч так, чтобы слепить северцу глаза.
«Живым не возьмут, а мертвым не дамся», — решил Стимар, пятясь и примеряясь к бою. Он догадался, что первый воин будет отвлекать его на на себя, а второй, тем временем, улучит миг ударить его по руке плоской стороной меча, чтобы выбить из его, Стимара, правой руки силу держать оружие, а вместо силы и меча вложить в руку боль.