— Обрубайте с него все лишнее, кроме песта, — велел сын князя Лучина, смеясь так, будто точил лезвие об камень. — Пестом ему еще воду толочь.
— Они тебе тоже братья? — спросил Стимар Исет через мечи наступавших на него радимичей.
— Как палые перья ветру, — ответила Исет.
— Будь по-твоему, княжич Лучинов, — сказал Стимар раньше, чем созрел его новый замысел. — Виру за старого Богита я взял, а две свои виры станут тяжелой ношей. Лишний груз для дальней дороги.
— Стойте! — велел брат Исет своим воинам. — Чего ты хочешь, северец?
— Чтобы ты сам встал у постели Перуном-богом и разрубил птицу, — удивил его Стимар. — Тогда я войду в твой род.
Мечи ослабли в руках радимичей и поникли вниз. Воины превратились из воинов в двух глупых баранов.
— Мечом хочешь войти или как иначе? — недоверчиво усмехнулся сын Лучинова князя.
Стимар же на полуденной стороне в ответ расщепил мечом теперь уж не половицу, а главную Лучинову дорогу, что вела из лесу к столу в княжеской горнице, и вытер с ладони оставшейся на ней пот убитого им радимича, таившегося в идоле.
— Как теперь пожелает невеста, коли свадьба все еще идет обратным чином, — сказал он. — Слово твоего отца — отпустить меня до заката.
Улыбка, словно искра по острому лезвию, пробежала по губам Лучинова куда скорее, чем тот подтвердил:
— Слово отца верно.
Стимар подошел к ложу и завалился на него навзничь как ни в чем ни бывало. Он лег на свою, тронутую лишь чужой кровью половину брачной постели.
Как только он лег, так сразу услышал, как на пол упали две ромейских монеты и раскатились в разные сторон.
Он приподнялся и, посмотрев на Исет, увидел, что это из ее глаз выпала судьба, и она превратилась из вестника в обыкновенную смертную девушку, которая не пропадет, как мара, если перекреститься, и которую вправду можно будет вести под венец после того, как она сама станет крещеной.
— Ты опять вступил в чужой след, княжич, — со страхом проговорила Исет, и ее губы едва шевелились, отставая от слов; видно было, что душа ее осталась на месте и любит она северца так же сильно, как и раньше, когда пребывала в обличии зачарованного вестника. — Брат убьет тебя, как только ты войдешь в род, чтобы ты больше не достался никому. Вятичи пришли за тобой.
— Молчи, сестра! — захрипел княжич Лучинов. — Слово моего отца верно!
«Он отпустит мою душу до заката, то верно», — подумал Стимар, а вслух сказал:
— Медлишь, Лучинов, — сказал он. — Одолеют вас вятичи еще до полудня — и свадьба станет уже их, а не ваша.
Вывернулась Исет из-под руки брата, но не успела выскочить в дверь. Скорый Лучинов схватил ее за волосы.