Увидев в небесах разлетавшиеся из Царьграда новости, князь-воевода Хорог призадумался и долго стоял на сторожевой башне, глядя в сторону далекого Царьграда, пока оттуда не подул ветер, пахнущий воском и ладаном, а потом князь пошел к старому Богиту и сказал жрецу, что решил судьбу последыша в полном согласии со случившимся знамением.
Ныне, спустя много лет, княжич Cтимар и воин Брога вышли из дубравы на то самое месте, откуда с высоты берега кмети, посланные из града и шедшие по следу волка-бирюка из конца в начало, увидели полынью, похожую на вырванный глаз, и двух спасшихся из нее маленьких охотников.
— Брога, я вспомнил, как ты достал меня из омута, — сказал княжич. — А мог убежать. Тебе было страшней, чем мне. Тогда бы я утонул.
— Не мог, — ответил Брога, гордо вскинув голову. — У собаки страх всегда позади хвоста. Она боится только тогда, когда отступает. Мы — от собачьего рода. Собака всегда подходит к капкану, если в него попала добыча. Неважно, чей капкан.
— Верно, Брога, — согласился княжич. — Тогда я попал в свой капкан. А ты почуял добычу.
В тот миг оба увидели вдали, на реке, ромейский корабль, уже утолявший парусом жажду полуденного ветра. Парус, раскрытый прямо против солнца, блестел золотистым отливом и напоминал золотую ромейскую монету, упавшую на воду, — ту единственную в мире монету, которая не может потеряться или утонуть, если ей не прикажешь. Именно такую монету некоторые древние цари находили во чреве пойманных и поданных к столу рыб, что не предвещало их царствам ничего хорошего.
Стимар вспомнил, как бросал свою монету в омут, и вдруг обрадовался, что в граде нет ни отца, ни любимого старшего брата, Коломира, ни, тем более, Уврата. Уврат, как передавали княжичу свои купцы-находники еще в Царьграде, два года ходил с отцом на Поле, потом своевольно подался в бродники, сделавшись не по годам рано степным волком-бирюком. Наконец он сумел отличиться в набеге на ромейские веси и даже собрал не великий, но свой собственный стяг от разных-перепутанных родов-племен.
Стимару захотелось, чтобы свои признали его у града не сразу, а поначалу поглядели бы издали, как на инородца. Тогда хватило бы одного старого Богита да одного князя-старшины Вита, чтобы в самом граде утвердить его родство и право. Так хозяин входит в пустовавший без него до осени дом.
— Быстро плывут ромеи, и парус надули, и веслами шибко машут, — раздался у княжича за плечами голос Броги. — Гляди, княжич, обгонят нас… Вдруг выдадут за тебя кого другого, подменят своим.
Вместо тайных и неслышных слов слободского оберега позади княжича раздался смех.