Княжич прозрел-догадался, что тайная щелка из леса в Дружинный Дом была проточена вовсе не его старшими братьями, вовсе не Коломиром.
Вооружившись ножиками, кремнями и ракушками, молодшие двенадцатого колена Турова рода только обстругивали и обтачивали края этой щелки, стараясь навсегда оставить для будущих поколений малых на этой запретной для них стене свою мету, свой тайный труд. Первым — тем, кто прикоснулся к дубовому срубу заточенным острием или сколом камня — мог быть и отец, когда был не старше Коломира, и отец отца, и прадед.
Старшие рода конечно же знали обо всех вылазках молодших. Отец знал и о тайной тропе, и о раздвоенных деревьях. Когда-то они принадлежали ему самому. Следы и тропы передавались молодшими по наследству со своими особыми преданиями.
И тот, кому первому померещился грозный ворон среди ветвей дуба, тот и оставил его там, наверху, тенью своего нечаянного страха, страха, сразу вросшего корнем-пуповиною в память всего рода. Остальные же, шедшие следом в иные лета, ублажали ворона данью и лишь укрепляли его силу, силу пернатого морока, своими заговорами и своими собственными страхами, без которых лес оставался бы совсем пустым, постыдно опасным для человека разве только своими безгласными хищниками да злыми инородцами. И ветер, которым баловал леший, поднимался всего лишь следом пугливого дыхания молодших, пробиравшихся по тропе к Дружинному Дому… И вовсе не водилось никакого великого ужа в зарослях крапивы, перед порогом бани. Любой инородец прошел бы через крапиву, не споткнувшись ни о какую опасную тварь. Но только нельзя было ходить в том месте инородцам, и не появлялись они там никогда. Не бывало их там и не будет до черной поры, когда иссякнет кровь рода и иссхонет его ветвь на Великом Древе племен.
Сила рода оставляла свой след, никому из иных родов не ведомый, тянула за собой по земле свою отсыхавшую веками пуповину.
Додумав непростое, княжич собрал силы, оттолкнулся от дубовой стены, поднялся в полный рост и, глубоко вздохнув, перемахнул через тын.
Вместе с коротким хрустом у него под ногами хрустнули ветки и поодаль, среди кустов.
Княжич отскочил в сторону, выхватив нож.
Там, где только что хрустнуло, уж и след простыл того человека, кто оставил висеть на ветвях свою седельную сумку, давно знакомую княжичу.
Стимар живо присел и вгляделся в глубину леса на высоте колен. Коломир учил его, что именно так легче всего поймать взглядом крадущегося в чаще человека.
Но слободские были хитрыми охотниками, хитрее северцев.
— Брога! — крикнул вдогонку Стимар, уже не надеясь на удачную «охоту».