Утром произошло первое сражение. Возле маленькой приграничной деревушки Мартеланж в нескольких бункерах, расположившихся на высоте, заняли оборону бельгийские солдаты. Перед ними лежал склон холма – несколько сотен метров открытого пространства: неприступная позиция, фронтальная атака которой представлялась настоящим самоубийством. Однако именно это и предприняли немецкие пехотинцы, находившиеся под воздействием стимулятора. Они быстро пересекли зону поражения. Бельгийцы, ошеломленные этим бесстрашным натиском, сочли за лучшее отступить. Вместо того чтобы закрепиться на занятых позициях, как это обычно происходило в военной истории, пришедшие в состояние крайнего возбуждения атакующие стали преследовать отходящего противника и в конце концов обратили его в бегство. Такое поведение на поле боя было весьма симптоматичным.
Спустя три дня командир дивизии доложил о выходе на французскую границу. Немцы уже видели перед собой Седан. Многие из них не сомкнули глаз с начала наступления. Но им все еще нужно было спешить: на 16:00 был намечен артиллерийский обстрел одновременно с воздушным налетом. Когда раздались первые залпы, над французскими позициями появилась армада бомбардировщиков люфтваффе, которые, зайдя над целью, срывались в отвесное пике с включенной сиреной, так называемой «иерихонской трубой», издававшей душераздирающие звуки, и выходили из него перед самой землей, после чего следовали взрывы. От ударной волны в окнах домов приграничного города дребезжали стекла, сотрясались стены. Заряд за зарядом, вспыхивал метамфетамин в мозгу, высвобождались нейротрансмиттеры, которые затем проникали в складки синапса, взрывались и изливали свой взрывчатый груз: содрогались нервные пути, вспыхивали промежутки между нейронами, все гудело и жужжало. Между тем оборонявшиеся сидели в своих бункерах, трясясь от страха. Вой сирен пикирующих бомбардировщиков разрывал им барабанные перепонки и приводил их в ужас[142].
В течение нескольких часов через Маас переправились 60 тысяч солдат, 22 тысячи автомобилей, 850 танков: «Все в пыли, усталые и веселые, мы испытывали удивительное чувство, невероятный душевный подъем», – сообщал один из участников этих событий[143]. Упоенные неведомым доселе восторгом, немцы заняли французский приграничный город. «Боевой пыл не угасает, что препятствует рыцарскому отношению к врагу», – значится в официальном докладе Верховного командования вермахта[144]. Этим боевым пылом немецкие солдаты были обязаны прежде всего первитину, тогда как во время Первой мировой войны мотивацией главным образом служили националистические мотивы.