(Попову)
Так вы уж не со стыда ли… Так… так… Сердечный вы человек… Так? Или – не так?.. Только – как же это совместить? То у вас «душа ясна»… а тут же у вас и что-то такое… постыдное… возле этой души корячится… Как это? Ну-ка!..
Поворачивается к Женщине и делает вид, что кладёт что-то на чашу весов. Рука Женщины с этой тарелкой опускается, а вторая – поднимается вверх.
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Вот он – стыд! Да!.. Весомо, весомо… Ну а сюда – душу… То бишь – ясную душу! Да?..
Кладёт на вторую «чашу» нечто воображаемое; «весы» не шевелятся.
Ай-я-яй!.. Не выходит. Не получается уравновесить. Вот незадача… А как же вы в сердце своём чаши-то эти уравновешиваете? А?.. Ведь уравновешивали же. Жили себе – не тужили. До советника дослужились. К министру на приёмы являлись… Являлись? Являлись!.. Ночами спали спокойненько… Неужто с такой вот… кривобокой… душой? Это ж мУка.
Шлепает Женщину по спине, она выпрямляется; Дылда смотрит на Коротышку.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА(читает):
«Попов строчил – сплеча и без оглядки,
Попались в список лучшие друзья;
Я повторю: как люди в страхе гадки —
Начнут, как Бог, а кончат, как свинья!..».
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да уж… Постой: как там?
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА:
«…как люди в страхе гадки».
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА:
В страхе, значит!.. Страх? Ну конечно! Ах, милый вы мой! Что ж вы сразу-то не сказали? И себя, и меня заставили голову ломать. Да неужто ж мы – такие страшные?.. Неужто вы нас так боитесь?.. Или, может, эти весы нам врут? Ведь и так бывает? Эй, весы!..
Шлепает Женщину по заду; тарелки судорожно задергались вверх-вниз, потом успокаиваются.
Ну признайтесь, признайтесь, господин советник: разве мы вам такой ужас внушаем?
Попов не то качает головой, не то кивает; затем, всё же, решается и качает отрицательно.
А вот это зря. Зря, милый Тит Евсеич!.. Ведь нас… нас… именно бояться надо. Именно – бояться. Да не в том дело, что – снял штаны, так страшно, а надел или, вообще, оделся от и до, и – всё, можно успокоиться и на всё плевать… Нет! Успокаиваться, родной мой, никогда не следует. Мало ли, что из туалета может вдруг куда-то пропасть…
Поворачивается к Коротышке.
Как там у нас, в нашем, так сказать, первоисточнике?
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА(читает):
«Забыться может галстук, орден,
пряжка…».
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да-да! Вот именно: орден! Или – галстук!..
ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА:
Вкладывает одну тарелку в другую и срывает со своих глаз платок; все смотрят на нее.
ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА:
«…Нет, это уж натяжка!..»
ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да Бог с ними! Бог с ними!.. Забылись, и – Бог с ними! Не в брюках дело.
Вот! И – ничего!..
Коротышка, а за ним и Попов, помедлив, делают то же самое.