— У тебя с пальцами… все нормально? — нерешительно пробормотал я, пока Руслан снимал кроссовки. Только сейчас я обратил внимание, что кроссовки у него новые, дорогие и красивые, да и вся одежда другая — джинсы, футболка, — красивая и, по-видимому, дорогая.
— С пальцами? — удивленно, с задором спросил Руслан и рассмеялся уверенно — презрительным смешком, который без лишних слов свидетельствовал, что все хорошо, иначе и быть не может. — Еще бы не нормально. Чем же я кнопки на клаве нажимал бы?
Он разулся, побросал кроссовки и пошел в гостиную. Движения его были медленными и плавными, смотрел он прямо перед собой, олицетворяя саму беззаботность и бесстрастность.
Я поспешно запер входную дверь, бросился за ним и принялся расспрашивать — где он был, что с ним происходило, чем он занимался все это время, не сделали ли ему чего плохого. Руслан отвечал неохотно, с удивлением и раздражением, вроде я должен обо всем знать, и ничего интересного нет, ничего из ряда вон не случилось. Я снова обеспокоенно дотрагивался до него, брал за руку, клал ладонь на голову, словно не доверял чувствам, не мог поверить, что сын дома, в безопасности, живой и здоровый, хоть и какой-то странный. Не добившись внятного ответа ни на один вопрос, я вспомнил кое-то, и, озабоченный пришедшей мыслью, побрел в спальню.
«Спасибо тебе, спасибо» — пробормотал я вслух, стоя лицом к востоку. Через некоторое время я услышал телефонный звонок. Недоброе предчувствие тотчас охватило меня.
— Не стоит благодарности, — раздался в трубке все тот же голос.
— Что? — растерянно спросил я.
— Я говорю, не стоит благодарности.
— Какой еще благодарности?
— Той, которую ты проявляешь за возращение сына.
— Я к тебе ничего не…
— А кому же еще? Я вернул тебе сына, ты только что меня благодарил.
— Что за бред… Я тебя не благодарил. Кто ты такой?
— Вот тебе на! Ну, ты и жук!
Что-то новое было в его голосе, и меня это настораживало. До сих пор от разговоров с ним я не ожидал ничего хорошего.
— Ты мог благодарить кого угодно и за что угодно, но сына вернул тебе я, — голос моего собеседника стал тверже, слова звучали как приговор.
— Ты был вынужден. Куда бы ты делся!
— Не смеши меня! Ты сам не веришь в то, что говоришь!
— Верю!
— Во что? В отговорки, чтобы не сойти с ума?
— Никаких отговорок, так оно и есть!
— Мошеннический ход, чтобы добиться своего!
— Чтобы иметь цель в жизни!
— Любой ценой казаться правым, посмеяться последним!
— Чтобы обрести… правду!
— Ха-ха-ха! Вот насмешил! Скажи еще — не убий.
— Так и скажу.
— Придет фанатик, для которого твоя семья — не люди, а, неверные собаки, перерезать горло которым — подвиг, святая обязанность, а ты — «не убий». Что там у нас дальше? Не укради. Дети будут умирать с голоду, а ты, давай, «не укради». Что молчишь?