— Как такой женщине отказать в покупке телевизора! — провозглашал Серега очередной комплимент, и подымал руку, словно держал бокал с вином. — Иван совсем мышей не ловит.
— Ивану мыши до одного места, — с досадой отвечала Света.
— Я бы тебе не то, что телевизор купил…
— Да, конечно… Иван не понимает, для чего телевизор вообще нужен…
— Ну, он дает!
— Микроволновка два раза ломалась, и два раза он ее в ремонт сдавал — все равно не греет ни черта… Он и в третий раз собрался нести.
— Что это у вас все ломается? Или одна микроволновка?
— Ага, одна. Я сама ломаюсь все чаще.
— Давай я тебя починю.
У кладбища мы остановились на заасфальтированной парковке у сосновой посадки, подальше от любопытных глаз. Я с камнем в сердце выбрался из машины, Сергей со Светой остались. Были они наедине минут пять, в течение которых я без дела слонялся среди сосен по желтоватой, поникшей, забывшей, что такое дождь, траве. Меня разбирала злость из-за бесшабашности Сергея, злость на то, что, невзирая на мои проблемы, он находил возможность поразвлечься. Время, отпущенное мне для дела, для спасения сына, уходило безвозвратно, как вода в мертвый песок раскаленной пустыни, а я вынужден околачиваться здесь, на кладбище, и ждать непонятно чего. С другой стороны, что-то нравилось мне в этой бесшабашности, в этой свободной до неприличия натуре, в вольной жизни, которой у меня, пожалуй, никогда и не было. Временами мне хотелось положиться на своего товарища, положиться во всем — пусть говорит, что делать, пускай творит, что хочет, и все у нас получится, и я верну сына. Но затем злоба снова вскипала, и меня охватывало желание схватить что-нибудь тяжелое и врезать Сереге по голове, после чего молча делать свое дело, исправлять ляпы, которые мы уже допустили. Хотя, что делать, я толком не знал.
Я взглянул на «Форд», стоявший в тени сосен, в уютном месте, если можно назвать уютным место подле раскинувшегося за оградой моря кладбищенских памятников, этих символов безвозвратных потерь, и меня охватила зависть. Я не знал, что делали в машине те двое, скорее всего, всё ограничивалось флиртом. Мне тоже нравилась Светка, и я тоже был не прочь оказаться на месте Сереги, не прочь впиться губами в ее загорелую шею и запустить, содрогаясь от сжигавшего тело желания, руку в ее трусики. Порой только это казалось мне настоящей жизнью, лишь этого требовало естество, забывая обо всем ином на свете. Даже необходимость что-то предпринимать для спасения сына отходила на второй план, когда я мысленно прикасался к плоти красивой женщины.