— Уж так убиваться тоже не след. Воспротивится Ленка — расстроится свадьба. Теперь не старорежимное время, силой в церковь не повезут. — Тихо полюбопытствовала: — За кого же прочит ее Степан?
— Да есть тут прохиндей один, леспромхозовский. С моим спелся — прямо не растащишь. Шуры-муры крутят, директора вокруг пальца обводят, уж на что мой ловчила, а этот, говорят, и Степану сто очков вперед даст.
— Так скажи Степану: грех с жуликом родниться…
— Как бы не так, послушает он меня! Закусил удила — и все тут! Вчера этого зятька в дом затащил. Накрывай, дескать, стол. Пришел незваный гость, глазками рыскает по избе. Через слово — спасибо, извините. Углядел, что Ленки след простыл, враз скис. На глазах обрюзг, постарел, черт лысый. Мой перед ним расстилается, угодничает, как последний холуй. Взыгралась я на этих жуликов. Швырнула им миску огурцов да и хлопнула дверью.
— А Ленка-то как соображает? — прервала Матрена горькие излияния Ирины.
— И слышать не хочет. Из дома убежала… Да и какой разговор, Матрена Пантелеевна, если сердце к нему не лежит…
Стыдливо вспыхнула румянцем, горько простонала:
— Урок мой перед ней, не слепая — видит! Я тоже думала — стерпится, слюбится. А как все повернулось, не семья — ад кромешный.
Поправила сбившуюся косынку, уголком платка вытерла слезы.
— Верчусь в словах точно белка. И все не о том, ерунда какая-то крутится. Не это главное, Матрена Пантелеевна…
— Чего же главнее дочки?
— С Ленкой образуется, отстою я ее. Другое преподнес мне ирод проклятый.
Но, перекрыв возможный вопрос старухи, торопливо полюбопытствовала:
— Говорят, надумала с деревней прощаться?
— Какая сорока эту весть принесла?
— Шила в мешке не утаишь, вся улица говорит. Это что ж, насовсем?
— А кто из приюта возвращается? — раздумчиво протянула Матрена и впервые, не отводя глаз, открыто и грустно посмотрела на Ирину.
Этот участливый и ждущий взгляд Матрены, ответная заплаканная улыбка Ирины разорвали натянутую, прохладную нить разговора. Обеим показалось, что посветлело в доме, задышалось привольнее. Ирина не сразу сумела уловить отрадную перемену, долгое отчуждение сделало язык неуклюжим, а мысли осторожными, и первые слова провернула сбивчиво:
— А может, повременишь? Туда не опоздаешь. В огороде я помогу. Ипполит всегда под рукой.
— Пустое это, Иринушка. Замучилась я, от тоски устала. Видно, и впрямь старая дура. Сколько раз сроки в жизни назначала… И все обман, обман. Теперь и последний минул — Ленка в невестах ходит.. Отдежурила я свое, к ребятам пора, выходит. Родион и тот не откликается. Значит, и он там…