– Издалека ехали, да?
– Всего лишь из Лидса. Залейте бак и полную канистру, пожалуйста.
Я рада была размять ноги и стряхнуть пыль. Мой день начался с тревожного сна под утро. Призрачная мисс Тримбл стояла рядом со скамейкой в церковном дворе, одетая в платье цвета кротовьей шкурки, голова вполоборота ко мне. На краях скамейки сидели еще два призрака, покрытые пылью из каменоломни, все трое старались обратить на себя внимание, говоря одновременно. Что же говорили мертвые?
Мисс Тримбл бормотала:
– Общество дамской дружбы без меня развалится…
Мертвый пастух сказал:
– Мой пес Билли слушает мои шаги.
Слова Этана затихли, прежде чем я их расслышала.
– Едете в Уэйкфилд, мисс? – поинтересовался механик.
– Да. Отец пригласил меня на ленч.
– Везет же некоторым! – Он присвистнул, заливая бак.
Солнце сияло, делая мир более радостным местом для тех, кого не донимают призраки прошлого.
Все эти годы я предпочитала не думать о том, что меня удочерили, загоняя эту мысль в глубь сознания. Теперь же благодаря Мэри Джейн информация вырвалась на свет и продолжала вырываться.
Каждая семья сложна на свой лад. По линии моей приемной матери я могу проследить ее с самого начала. Первый барон получил свой титул в благодарность за виртуозное владение пером от имени королевы Елизаветы. Мама нарисовала родословное древо на листе бумаги, когда мне было пять лет, и позволила раскрасить карандашами квадраты, обозначавшие поколения. И еще снабдила меня атласом, дабы я могла обозреть все захваченные моими предками земли.
Механик закончил наливать бензин. Начал смывать мошкару и грязь с лобового стекла.
– Не представляю, как вы сквозь это видите, мисс.
– Вы замечательно все отмываете, – сказала я, но мои мысли блуждали.
Семья отца была военной. Он первым пошел служить в полицию. Целая полка в семейном шкафу с фарфором была отдана начищенным медалям, заслуженным в военных кампаниях, начиная с конца восемнадцатого века.
Семья моего мужа Джеральда тоже обладала определенными особенностями, позволявшими мне понять ее. Они переселялись из Англии в Шотландию и обратно. Когда я думаю о семье Шеклтонов, передо мной встают образы врачей в килтах и умных женщин – выходцев из Шотландии.
Где мое место в любой из этих замечательных историй?
Нигде. Если по крови, то я имела представление о семейной истории не больше воробья, клюющего что-то рядом с бензоколонкой.
Когда мне было лет семь, мама сказала, что меня удочерили, и попыталась объяснить, что это значит. После объяснения она дала мне четвертушку бумажного листа и предложила это нарисовать. Я наотрез отказалась и измарала бумагу каракулями.