Некоторые из женщин вытирают уголками платков предательскую слезу.
VI
Небо высокое, синее, редкие белые облачка на нем - будто стая диких гусей. Трава по пояс. Без конца-края вокруг колышется травяное поле. Тут и там вылетит чибис, блеснет на солнце рдяным черно-белым крылом, тревожно кигикнет. Окутанные маревом дрожащей дымки, виднеются вдали купы лозняков, приземистые стожки прошлогоднего сена.
Тихо, пусто на Литвиновских болотах. Только с правой стороны, где едва заметно сереют на горизонте соломенные крыши Лозовицы, кто-то вроде шевелится. Мелькнут и сразу исчезнут два или три белых женских платка.
Евтушик косит. Винтовку, торбочку с ломтем хлеба, бутылку молока укрыл в траве, снял верхнюю рубашку. Трава густая, сеянка - косу не вобьешь. Но Евтушик начал с росой, успел войти во вкус. Легкий ветер приятно обдувает лицо. Жик-жах, жик-жах! Ноги широко расставлены, если оглянуться назад, видны две ровные вытоптанные полосы.
Еще с вечера отпросился Евтушик у Якубовского. Косу отбил, брусок взял с собой, хоть он и сточился - наждачной приварки всего на мизинец. На всякий случай захватил еще и брусок, которым точит топор.
Второй год пошел, как тоскует Евтушик по работе. Покосить, походить за плугом, подержать цеп выпадает редко. Работа как заячий сон под кустом - один глаз прикрыт, другой смотрит.
В колхозе Евтушик должностей не занимал, делал, что приказывали. Колхоз держался на мужской силе. Косить выходило тридцать мужчин. Он любил косьбу за гомон, многолюдье, острый, пьянящий запах привядшей травы, который всю короткую ночь дурманит голову. Неплохо зажила деревня при колхозе. Может, не так сытно, как весело. Хлеба на трудодни приходилось мало, зато привозили во дворы огромные возы картошки. Пудов по триста. Деньги зарабатывали зимой, трелюя лес. Платил леспромхоз. Выгонишь, бывало, за месяц пятьсот чистых, колхозу только за лошадей отчисляли.
Евтушику была по душе колхозная жизнь, рождавшая в людях чувство единения, сплоченности. Страха за завтрашний день не было. А как село отмечало праздники! Три дня Май, три - Октябрь, пробный выезд в поле, первая борозда, Красный обоз, выставка в районе. Да и старых праздников не забывали. Богатства не копили, жили как люди. Лозовица просто звенела от песен. Да и зачем оно, богатство, если семья обеспечена, дети ходят в школу. Сам, если есть охота, можешь подаваться в город, можешь - на железную дорогу. Ни в город, ни на железную дорогу Евтушик не хотел. Вообще в Лозовице было мало отходников. Какой дурак променяет сельскую жизнь на беготню на службу по часам? Деревня - шестьдесят дворов, как кто работает слепому видно, мужчины - как дубы. Год от года шло к лучшему. Вот это болото, где росла одна осока, а в трясину по грудь проваливались, осушили. Двадцать колхозов вышли на осушку. Дорогу до Литвинова насыпали, радио в хатах заговорило. Еще б и электричество провели, если б не война.