Может быть, если бы Зина не отогнала Оле от ребенка, он не стал бы пить в тот день… Но Зина уже была другой, немного чужой. Во всяком случае, она теперь принадлежала ребенку больше, чем мужу.
В селе молодую семью встретили тепло, засыпали подарками. Николай и Зина весь вечер разбирали их. Одного постельного белья и пеленок хватило бы еще на троих ребятишек.
Дни шли за днями.
Ребенок рос, и Оле не чаял души в этом маленьком комочке жизни. Он даже бросил курить, потому что, как сказала Зина, табачный дым вреден ребенку. А вино пил только по большим праздникам, и то умеренно.
Сначала Оле наотрез отказался отдавать ребенка в ясли. Но Зине надо было выходить на работу. Оле просил отпуск у директора совхоза, но получил отказ: оказалось, что, ожидая жену из роддома, он и так использовал полагающийся отпуск. После работы Оле сломя голову бежал в ясли, брал дочь и нес в пошивочную мастерскую, чтобы мать покормила. Потом уходил домой и возился с ребенком до прихода матери.
Так продолжалось года два.
Девочка развивалась быстро, возможно от частого общения с отцом, который разговаривал с ней как со взрослым человеком. Надя росла упрямой, своевольной, но не капризной.
С годами взаимная привязанность отца и дочери усиливалась. Зато между Оле и Зиной усиливались отчуждение, холодность. Поначалу Зина ревновала и даже устраивала сцены мужу из-за дочери, а потом вроде бы успокоилась. Она была свободна от домашних забот и часто по вечерам уходила.
Возвращалась поздно, иногда навеселе.
Надя обычно в это время спала, а Оле лежал с открытыми глазами и молчал.
Для самого Оле горьким и удивительным было то, что он, несмотря на внутреннее сопротивление, вдруг обнаружил массу недостатков у Зины. Нежная, желанная, немного таинственная девушка исчезла, растворилась, будто ушла в туман вверх по ручью, в тундровые холмы. Он боролся с этими мыслями, не раз принимал решение начать заново жить, преувеличенно внимательно и дружелюбно разговаривал с женой, но в душе все равно было пусто, холодно и противно от сознания фальши.
Оле аккуратно «отмечал субботы», опохмелялся на следующий день и все воскресенье лежал в постели, приходя в себя.
Теперь Оле с радостью уезжал в тундру. Там легче и просторнее, но, главное, там меньше соблазна пить вино. Но и там, вдали от берега, не было настоящего спокойствия: не хватало дочери. Как-то Оле высказал пожелание взять Надю на летовку в тундру.
— Что она не видела там, в грязной яранге! — резко возразила Зина. — Ни умыться как следует, ни сходить в баню…
Оле посмотрел осуждающе на жену и сказал: