Надя оценивающе посмотрела на директора из-под остроконечного капюшона и сказала:
— Накормим!
Кухня-передняя сияла чистотой, пахло свежим кофе. На плите стояли кастрюли и большая сковородка с жареным картофелем.
— Неужели все это ты сделала? — искренне удивился Владимир Иванович.
— Повариха интерната немного помогла, — призналась Надя. — Помойте руки и садитесь за стол.
Скинула куртку, достала из холодильника масло, сгущенное молоко, разложила тарелки, вилки, ножи и даже поставила на середину стола стакан с салфетками.
— Как в хорошем ресторане, — заметил Владимир Иванович.
Надя включила радиоприемник и заторопилась:
— У нас же скоро отбой! Папочка! Посуду придется самому помыть.
Она убежала.
Некоторое время мужчины ели молча. Потом Владимир Иванович откинулся от стола и тихо, медленно, как бы задумчиво произнес:
— Хорошая у тебя дочка, Оле!
Оле улыбнулся и кивнул:
— Как солнышко! Из-за нее, может быть, только и остался в живых.
Мужчины помолчали. Вся нескладная жизнь Оле проходила на глазах Владимира Ивановича Куртынина, и между ними было много говорено и переговорено.
Оле разлил чай по кружкам. Взял свою, но пить не стал.
— Все думаю: почему я своим родителям почти что чужой? — тихо произнес Оле. — Раньше я старался вбить себе: вот они, твои родные, ты должен их любить и уважать… Я их уважаю, помогаю им, но вот любить… Нет у меня к ним сыновней любви, такой, которая должна быть на самом деле.
— Ну почему? — удивился Владимир Иванович.
— Интернат отнял у меня родителей, — неожиданно горько произнес Оле. — Я же их почти и не знал, никогда не чувствовал ни материнской, ни отцовской ласки… Как помню себя — всегда жил на казенном содержании при живых родителях. Сначала в детском саду, а потом в школьном интернате. И знаете, Владимир Иванович, меня уже не тянуло к ним. Так, иногда любопытно было заглянуть, а то просто получить с них что-нибудь, а больше — нет… Может быть, я сам в этом виноват, но так уж получилось.
— Но разве плохо было в интернате? — спросил Владимир Иванович.
— Не могу пожаловаться, — после некоторого раздумья ответил Оле. — Но иногда очень завидовал ребятам, которые жили дома, вместе с родителями.
— А разве трудно было перейти к отцу и к матери? — спросил Владимир Иванович.
— Наверное, можно… Но мои родители уже тоже отвыкли от меня. Инспектор районо говорит: пусть Надя живет в интернате — там все условия для учебы, там гигиена… Да и Зина не соглашается, чтобы девочка переходила жить ко мне…
Зина уже давно родила еще двоих детей от Арона Кали — мальчика и девочку — и целиком была занята заботами о новой семье. Надя как-то пожаловалась отцу: