Дышать стало трудно, грудь онемела. Задыхаясь, Тин-Тин приподняла полог и высунула голову в чоттагин. Любимая собака Гойгоя подползла и лизнула ее в лицо шершавым теплым языком. Это неожиданное прикосновение приободрило Тин-Тин, и все же она не смогла сдержать дрожи, когда почувствовала на теле жадные, ищущие руки. Пины начал с грудей, провел по ним кругами, коснулся слегка пальцами сосков и двинулся дальше, к животу. Он продвигался медленно, не спеша, словно охотник на незнакомой тропе, где на каждом шагу тебя подстерегает опасность. Он дошел до пупка и замер, бродя грубыми кончиками пальцев по окрестностям, однако все больше и больше расширяя круги поисков, пока не коснулся границы волосяного покрова лона. Здесь рука Пины остановилась, и даже сквозь меховую занавесь Тин-Тин услышала его глубокий вздох.
Пины прислушался к своим ощущениям и с удивлением обнаружил вместе с огромным до боли желанием какой-то подспудный страх… Да, тело Тин-Тин было юно. Кожа была гладка и нежна, как поверхность созревшей ягоды. Пальцы чувствовали не только ее тепло, но и, как ни странно, легкую прохладу, которая еще больше подчеркивала внутренний жар Тин-Тин. Резким движением Пины втянул голову Тин-Тин в полог и прижался своим лицом к ее лицу.
Он брал женщину с жадностью изголодавшегося человека, неистово, едва сдерживая себя, чтобы не укусить ее.
И вдруг в какое-то мгновение он понял: Тин-Тин не отвечает ему как женщина. Она лежала равнодушная, и между его и ее телом была холодная пелена отчуждения, которую он так и не мог пробить. Это неожиданное открытие так поразило Пины, что он на некоторое время приостановился.
В наступившей тишине он услышал громкие всхлипывания покинутой Аяны, лежащей у дальней стены спального полога. Она подвывала, постанывала сквозь меховое одеяло. Глухая ярость отняла мужскую силу, и, оторвавшись от Тин-Тин, Пины с ругательствами набросился на бедную Аяну. Он колотил ее сквозь меховое одеяло, часто промахиваясь в темноте, пока в изнеможении не повалился на оленьи шкуры.
Едва он отдышался и снова придвинулся к Тин-Тин, замершей в ожидании, как в чоттагине бешено залаяла собака. К ней присоединилась вторая, третья, и скоро все жилище было полно собачьих голосов.
Пины в ярости голый выбежал из полога и принялся избивать собак. Его кусали, он падал на холодный земляной пол, поднимался и вымещал на бедных животных ярость разочарования, обманутых надежд, неожиданного мужского бессилия перед беззащитной юностью.
Собачий лай утихал.
От яранг в сторону холмов убегал Гойгой, прячась в складках снежного покрова.