Быстро убрали подпорки от вельбота и столкнули его в воду. На охоту уходили четыре судна.
Плыли в открытое море, прямо в молочную муть тумана. Летели утки, топорки. Бакланы тяжело поднимались в воздух, долго шлепая по воде крыльями.
Маслянистая вода казалась неподвижной. Плывущий вельбот плавно поднимался на водные пологие холмы, опускался в долины и уходил все дальше от берега.
Вооруженные биноклями стрелки не сводили глаз с поверхности моря, стараясь поймать далекий китовый фонтан, блестящую, словно лакированную, головку нерпы или лахтака, усатую морду моржа, прячущего клыки в воде.
Часа через полтора Асыколь переложил румпель и изменил курс. За ним последовали и другие вельботы. В поле зрения охотников находилось достаточно обширное пространство. Слышались одиночные выстрелы: стреляли по птицам, добывая мясо на обед, либо по нерпам или лахтакам.
Асыколь передал румпель и спустился с рулевой площадки к Наноку.
— Холодновато сегодня в море.
— А мне тепло.
— Благодари Оксану, это она настояла, чтобы я тебя так одел.
Помолчав некоторое время, Нанок спросил:
— Ты счастлив?
— А что значит быть счастливым? Быть спокойным, сытым, довольным, красивым, чтобы все тебя любили и ты всех любил? Что такое счастье?
— Да ну тебя! — махнул рукой Нанок.
— Я тебе просто скажу — когда я влюбился, подумал: пропал Асыколь. Готов был что угодно для нее сделать. А приехала она в наше село прямо со своей Киевщины, даже толком не представляя; что это за земля Чукотка. Правда, перед отъездом наспех прочитала роман Семушкина «Алитет уходит в горы». Вот и все ее знания о Севере. Потом она рассказывала, как в Провидения ее поразили магазины: все есть! В Сирениках первые две недели она даже и не подозревала, что живет среди эскимосов, думала, что мы — чукчи. Образование у нее зоотехническое. Полагалось ее отправить в тундру, но ты сам знаешь, вот так, сходу бросить девчонку в тундру было бы жестоко. Послали на звероферму. Там мы с ней познакомились. Сыграли комсомольскую свадьбу. Когда родилась первая девочка, поехали в отпуск. Я думал подольше пожить у нее на родине — у меня даже была такая дерзкая мысль: останусь навсегда на Украине. А почему бы и нет? Живут же на Чукотке люди разных национальностей. С таким настроением ехали мы с ней в ее Макаровку. Типичное украинское село, белые хаты, яблоневые и вишневые сады — ну прямо как у Гоголя или Тараса Шевченко. Хорошо нас встретили. Секретарь райкома приветствовал. Через три дня на общем собрании приняли меня в колхоз. Начал я работать. Всю полеводческую работу изучил. Ну, значит, живем мы с Оксаной, ждем второго ребенка. Слушаем радио, как что про Чукотку — радуемся. А по телевизору увидим — сердце замирает. Потом я по-настоящему затосковал. Есть перестал. Ни на что не могу смотреть. Сам тайно думаю: эти горы помидоров, груши, вишни, этот знаменитый украинский борщ, вареники, галушки — все отдал бы за маленький кусок мамтака.