Люди приветствовали Нанока, как это полагается здесь, сказав ему:
— Етти.
— И-и, — ответил Нанок.
В Рыркайпии не так уж много народу, чтобы не заметить нового человека, и один из них, пожилой мужчина, спросил:
— Откуда прибыл?
— Сейчас из Провидения, а вообще — работаю в Анадырском музее.
— А-а, — кивнул мужчина и серьезно спросил: — Как там мой портрет — висит?
— Какой портрет? — растерянно спросил Нанок.
— Как же, — сказал мужчина, бросая окурок, — специально ко мне посылали фотографа. Рентыргин меня зовут, Иван Иванович.
— И-и, — смущенно протянул Нанок. — Извините меня. А сразу приметил — очень знакомое лицо. Висит ваш портрет на почетном месте.
— В кино собрался? — уже дружелюбнее спросил Рентыргин.
— Не знаю, — нерешительно ответил Нанок. — Вообще-то я уже видел этот фильм.
— А я четыре раза смотрел, — признался Рентыргин. — Ну, тогда пойдем ко мне.
По дороге Нанок постарался вспомнить все, что он знал об этом знаменитом человеке. Рентыргин был организатором первой артели, потом колхоза, а нынче совхоза «Пионер». Он — живая история Чукотки.
— Гостя привел! — объявил жене Рентыргин. — Из Анадыря. Будем с ним чай пить.
Пока закипал электрический чайник, хозяин усадил Нанока в кресло и подал старый альбом с фотографиями. На каждой странице рукой Ивана Ивановича был обозначен год. Альбом начинался 1933 годом. Некоторые снимки пожелтели, выцвели, но разобрать можно было многое. Вот стоит какой-то странный человек, явно не чукча, но в кухлянке. Рентыргин заглянул через плечо Нанока.
— Это мой тесть. Канадский человек Джон Макленнан, которого мы звали просто — Сон. Он умер в сорок четвертом, а теща Пыльмау — уже после войны. Сыновья его работают в Энмыне, а вот дочка вышла замуж за меня.
Красивая высокая женщина спокойно накрывала стол.
Рентыргин комментировал снимки:
— Это наш первый учитель — Лев Белов. Сначала он жил с нами на берегу, а потом уехал в тундру делать кочевую школу.
На другой странице альбома была наклеена групповая фотография. Сверху стоял год — 1934. На фотографии были запечатлены летчики — Ляпидевский, Леваневский, Каманин, челюскинцы и среди них на нарте Иван Иванович Рентыргин.
А вот еще раз он, почему-то стриженый, за ученической партой.
— Это я учился в Анадырской совпартшколе, — усмехаясь, пояснил Рентыргин. — Но больше года не мог выдержать.
— Из-за меня, — весело сказала женщина, внося в комнату кипящий чайник.
— Верно, — согласился Рентыргин. — Боялся, не дождется и выйдет за другого… А ты женат?
— Нет.
— Невеста есть?
— Не знаю, — смутился Нанок.
— По какому делу к нам?