— В состоянии алкогольного опьянения нельзя! — сказал работник аэропорта.
— Что вы, разве можно? — возмутился Буркалыч, протягивая пачку евро, завернутую в справку из госпиталя Монако о нарушениях опорно-двигательного аппарата.
— Только что сделали перевязку с дезинфекцией перед полетом, — обдав весь пост сильным запахом виски, объяснил Антон.
— Обратите внимание! У них визы сегодня заканчиваются, — на чистом французском обратился к пограничникам Сергей, стоя в некотором отдалении.
«Обнаглели эти русские, считают, что за деньги все можно купить», — ловко пряча банкноты в нагрудном потайном кармане, при этом, отключая замок турникета и пропуская необычных туристов, думал пограничник.
— Ну, что, лягушатник хренов, поехали! — процедил Буркалыч. — Друг мой, бедолага! — повернувшись к пограничникам, с теплотой в голосе добавил он.
А вдогонку им неслось: «Сёма! Франция помнит тебя!».
В самолёте странные пассажиры вели себя тихо. Только один из них всё время что-то лепетал по-французски.
В Шереметьево пассажиров приняли заботливые руки таможенников и пограничников.
— Хренозадов Семён Ермолаевич! — едва сдерживаясь от смеха, проговорил русский пограничник. — Как он с такой фамилией? — спросил мужчина, посмотрев на невменяемого Сёму.
— Через неё и страдает, — показав на перевязанную голову, ответил Буркалыч. — А по матери ещё хуже.
— Мы с вами, оказывается, счастливые люди!
В зале ожидания парочку встретили трое крепких ребят.
— Этого отвезите, вон, в Долгопрудный, благо здесь рядом. У воды бросьте, пусть думает, что море… — засмеявшись, распорядился Буркалыч и растворился за раздвижными дверями аэропорта.
«Счстье — это когда тебе… наливают»
Россия встретила Сёму ночной прохладой и грубостью сопровождающих. «Опять эти невежи…», — медленно проползла как змея неясная мысль, и в голове вновь воцарился хаос.
Он не помнил, сколько времени спал, но стало как-то зябко, и подушка казалась очень жесткой, как, собственно, и матрац. Сэм открыл глаза. Под ним была скамейка, а вместо подголовника нащупал рукой бутылку из-под водки. Первой, кого он увидел, была старая женщина, почему-то в заношенной зимней куртке и серой шерстяной бандане на голове, сидевшая у изголовья.
— Где я? — приподнявшись на руках, заплетающимся языком, по-французски спросил Сэм.
— Вот и проснулся, милый человек, вам бутылочка не нужна? — косясь на «подушку», вкрадчиво спросила женщина по-русски.
— А вы кто? — перейдя на английский, не успокаивался мужчина.
— Ну и славненько, — вместо ответа сказала женщина, забирая посуду: — Идите домой, под утро сядет роса, — заботливо посоветовала она и ушла.