– Позвольте мне хорошенько поразмыслить об этом в прохладных глубинах моего клуба, – ответил Гарри, прежде чем спуститься по лестнице.
Два часа спустя
Со стороны эркера клуба «Уайтс», где когда-то царил Браммел, раздались громкие голоса, взорвавшие мирное течение унылого дождливого дня. И вскоре шум усилился настолько, что привлек внимание лорда Лонгмора.
Он уселся в утренней гостиной с экземпляром «Фоксиз Морнинг Спектакл», чтобы спокойно прочитать статью Софи о вчерашнем скандале. Софи же превзошла себя в описании головокружительно романтичного стиля платья Клары. Последняя оказалась «жестоко оскорбленной невинностью», а он, Лонгмор, был «ангелом добродетели и отмщения». Характеристика же платья пестрела французскими терминами, известными исключительно женщинам, и занимала почти две из трех колонок первой полосы. Отчет о скандале плавно переходил в прочие сплетни, которые в «Фоксе» назывались «новостями».
Лонгмор все это уже читал сегодня утром после завтрака и сейчас увидел не больше, чем тогда. Было неясно, что именно статья сулила Кларе, – если только она не была первым шагом в целой кампании. И если так, то интересно, куда все это могло привести.
Похмыкав над величайшей в мире коллекцией прилагательных, которую ухитрилась собрать Софи, граф перешел к сплетням и спортивной рубрике, а потом и к рубрике объявлений, где царил «Мэзон Нуар», оттеснивший в дальние уголки рекламу несессеров и искусственных зубов.
Именно там граф и обнаружил объявление миссис Даудни. Он как раз гадал, какова связь между просьбой Софи отвезти ее в магазин конкурентки и объявлением, когда со стороны эркера донеслось:
– Кто она?!
– Шутите? – ответил кто-то. – Неужели не знаете?
– Иначе я бы не спрашивал.
Послышались и другие голоса:
– Хэмптон, вы ужасно наивны! Или последний месяц пребывали в летаргическом сне?
– Как вы могли не слышать о Мезальянсе Века? Об этом говорят даже в Сибири и Тьерра-дель-Фуэго!
– Но ведь она не может быть женой Шеридана!
– Не побег, тугодум вы этакий!
– Имеете в виду Кливдона? – догадался Хэмптон. – Но он женился на брюнетке, а эта – блондинка!
Лонгмор отшвырнул газету, встал и направился к окну.
– О чем речь? – буркнул он, хотя уже догадывался.
Мужчины, столпившиеся у окна, поспешно расступились.
На другой стороне Сент-Джеймс-стрит стояла Софи Нуаро. Порыв ветра взметнул подол светло-желтого платья, открыв на всеобщее обозрение волнующуюся пену нижних юбок. Ветер безжалостно трепал ее крохотный кружевной зонтик, не спасавший от дождя. Хлеставший перед этим ливень сменился легкой моросью и, окутанная туманом фигурка, проглядывавшая между скоплениями экипажей, всадников и пешеходов, казалась волшебным сном. И, судя по раздававшимся комментариям, стоявшим у окна джентльменам Софи казалась воплощением самых сладострастных фантазий.