С каждым ее словом гнев Николаса разгорался все яростнее.
– Осторожнее, Белинда. Вы зашли слишком далеко.
– И какую роль в этой вашей пьесе на двоих должна сыграть я? – внезапно требовательно спросила она, не обратив внимания на его предостережение. – Пока вы подыскиваете себе жену, которая лучше всего подойдет, чтобы взбесить вашего отца, а он старается навязать вам женщину, на которой вы, по его мнению, должны жениться, что такое я? Ваша игрушка? Ваш способ убивать время до дня свадьбы?
– Конечно, нет! Я вовсе так о вас не думаю!
– А может быть, я еще один способ разозлить его? В конце концов, я американка. Я даже могу родить вам ребенка-бастарда. Держу пари, это приведет его в бешенство. А если и нет, я все-таки буду вашей любовницей, мешающей вам подыскать подходящую герцогиню. Если у нас с вами завяжется любовная интрижка, это здорово возмутит Лэнсдауна, не сомневаюсь.
– Этот негодяй не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую к вам. Никакого!
– А откуда я могу это знать?
– Как мне это вам доказать? Чего вы хотите? Признания в любви? Ритуалов ухаживания? Предложения руки и сердца?
Едва эти слова сорвались с его губ, Николас понял, что не следовало их произносить. Лицо Белинды сделалось жестким и непримиримым.
– Я никогда больше не выйду замуж. А если и заключу брак, то уж точно не с вами. Зачем мне нужен мужчина, не имеющий никаких амбиций и стремлений, кроме как вести себя подобно бунтующему юнцу? Мужчина, всегда предпочитающий более легкий путь? Такой у меня уже был, и еще одного я не хочу.
Это ранило Николаса, причинив ему боли больше, чем все его сегодняшние царапины и ссадины.
– Это ложь! – рявкнул он в ответ. – Я чертовски хорошо знаю, что вы меня хотите! Так же сильно, как я вас! Или будете отрицать, что каких-то пять минут назад вы так же пылали желанием, как и я?
– Нет, не буду. Но это всего лишь желание, а без любви и уважения оно ничто. – Ее голубые глаза сверкали в полутьме. – Вы полевая лилия[4], Николас, не желающая изменить или улучшить свою жизнь собственными усилиями. Я не могу уважать такого мужчину и полюбить его по-настоящему тоже не смогу.
Слова Белинды казались ему клинком, рассекающим грудь и обнажающим душу. Николас мог только стоять, исполненный ярости и боли, и молча смотреть, как она поворачивается, быстро бежит и исчезает за стенами живой изгороди.