«Зачем мне нужен мужчина, не имеющий никаких амбиций и стремлений, кроме как вести себя подобно бунтующему юнцу? Мужчина, всегда предпочитающий более легкий путь? Вы полевая лилия, Николас, не желающая изменить или улучшить свою жизнь собственными усилиями…» Несколькими острыми как бритва предложениями Белинда описала и Николаса, и его жизнь. И хотя описание это ему не понравилось, оно было жестоким, но точным.
Прошло слишком много времени с тех пор, когда Николас мог мечтать о какой-то цели в жизни. Он даже сумел убедить себя, что никакая цель ему не нужна, но эта ночь изменила все. Белинда заставила его увидеть правду о себе самом, и пусть эта правда ему не нравится, обратной дороги нет. Нет больше легких путей.
И теперь, думая о том, что можно быть чем-то другим, а не полевой лилией, Николас чувствовал, как в нем вновь зашевелилась надежда, чего не случалось с детских лет. Он хотел обрести цель в жизни. Вот только непонятно, как к этому подступиться.
Николас заснул в траве, так и не придя ни к какому решению, а проснувшись на заре, понял, что если оно и существует, тут его не найти. Она не появится от брака с женщиной, которую не любит, не появится от попыток своим обаянием добиться благосклонности Белинды. Этим Николас не завоюет ее уважения, и хотя он желал ее тела, ее уважения хотел еще сильнее. Все прочее без уважения Белинды ничего не значит. В этом она тоже оказалась права.
Когда Белинда заявила, что совершенно его не уважает, ему показалось, что в него всадили нож, но за ночь та боль каким-то образом преобразилась в решимость. Разумеется, присутствовал и страх. Страх этот, как тень, парил на задворках сознания. Николас боялся, что выхода никакого нет, и он никогда не сумеет полностью освободиться от Лэнсдауна и не сможет добиться ее хорошего мнения о себе, как бы ни старался, но Николас усилием воли подавил эти гадкие мысли. Он найдет ответ, просто отказывается думать по-другому. Кроме того, пока дела обстоят так, положение Николаса не может стать еще хуже. Он не может упасть в глазах Белинды ниже, чем уже упал, поэтому путь остался только один – наверх.
– Трабридж?
Николас обернулся. Герцогиня спускалась по лестнице, очаровательная в своем утреннем кашемировом платье цвета кукурузы.
– Я так расстроена, что вы уезжаете, – произнесла она, остановившись перед ним.
– Я тоже сожалею, герцогиня, – поклонившись, ответил маркиз.
– Этот внезапный отъезд как-то связан с полученными вами вчера ранами? – спросила Эдит, дождавшись, пока Николас выпрямится. – Я слышала, – добавила она с легкой улыбкой, – что вчера вы повздорили с моими кустами роз.