На задней скамье рядом с Хенни сидела Ева, безмятежно, рассеянно улыбаясь. Прямая, с гордо поднятой головой, она казалась застывшей статуей, будто неподвижность могла сделать ее невидимой.
Ни одна из женщин, входивших в Суссекское общество попечения о бедных, не явилась на службу. За исключением миссис Снит. Та сидела в самой середине церкви, в одиночестве, словно булавка, вонзенная в карту сражения. Почтенная дама склонила голову набок, ее лицо выражало жалость с легкой примесью скорби и ожесточения. Когда-то с подобным выражением на Адама смотрела мать, подавая ему рыбий жир: «Это для твоей же пользы, сынок. Поверь, мне еще больнее, чем тебе, Адам».
Остальные скамьи были пусты. Гладкое дерево, за минувшие века отполированное до блеска ерзающими задами жителей Пеннироял-Грин, сияло на солнце, и у Адама невольно закружилась голова. Ему показалось, что пустые ряды простираются во все стороны, уходя в бесконечность. Почти тотчас туман рассеялся, маленькая церковь снова обрела ясные очертания. В конце концов, в истории города бывали времена, когда на службу приходило и меньше прихожан.
Однако Адам прекрасно понял смысл этого символического жеста.
Мистер Элдред, владелец козла, из-за которого в городке разгорелся нешуточный спор, озадаченно вертел головой, сидя на передней скамье. Наконец он откинулся на спинку, вытянул скрещенные ноги и раскинул руки, точно крылья, явно довольный, что скамья досталась ему одному.
Адам внезапно понял, что множество взглядов, устремленных на него каждое воскресенье, давали ему чувство покоя и уверенности. Горькая ирония заключалась в том, что он забыл, как опасны бывают подчас людские взгляды. В его памяти вдруг с запозданием всплыли видения недавнего прошлого. Скрип колес коляски Эми Питни, когда он стоял возле дома О’Флаэрти с Евой – две застывшие фигуры, охваченные желанием. Выражение изумления на лицах горожан, когда на балу он повел графиню танцевать. И, наконец, сцена накануне днем, когда он чинил крышу сарая О’Флаэрти. Ева и Эми Питни о чем-то ожесточенно спорили, то взволнованно ломая руки, то скрещивая их на груди, будто защищаясь. Адам тогда подумал, что речь идет об украшении бального зала для предстоящего торжества.
Наверное, вместо проповеди ему следовало бы громко провозгласить с кафедры: «Я поцеловал ее. Я поцеловал ее. Я поцеловал ее», поскольку, о чем бы он ни заговорил, горсточка прихожан, собравшихся в церкви, услышит именно это.
– Спасибо, что пришли сегодня, – произнес Адам ровным, звучным голосом. – Недавно мне посчастливилось увидеть чудеса, которые становятся возможны, когда мы помогаем друг другу. Я верю…