Как ни странно, сердце ее, хоть и обратилось в лед, отчаянно колотилось о ребра. Это глупое сердце буквально выскакивало из груди.
Тишину ночи нарушал только хруст схваченной морозом травы под ногами, шорох гравия да бешеные удары сердца, отдававшиеся у Евы в ушах.
Она остановилась возле увитой зеленью арки. Несколько мгновений они с Адамом молча смотрели друг на друга.
– Я не собирался прятаться, – произнес наконец Адам вместо приветствия. – Просто на меня напала… нерешительность.
– О, я и не думала, что вы прячетесь. Амплуа печального задумчивого героя вам не подходит.
Ева говорила беспечным тоном, но ее слова ранили, как шипы роз.
– Наверное, мне недостает смуглости, чтобы убедительно изображать задумчивость и печаль.
Ева не улыбнулась в ответ.
Адам оставался за воротами, словно неприкаянная душа перед святым Петром. Казалось, он смиренно ожидал, позволит ли Ева ему пройти.
– Я вел себя ужасно, – внезапно признался пастор.
Ева не ответила, молчанием выражая свое согласие.
– Я хотел бы принести извинения, – чопорно добавил он.
– Хорошо. Извольте.
– Я прошу у вас прощения.
– Ваше покаяние меня сразило.
Адам шумно перевел дыхание.
– Я не имел права… В меня словно вселился другой человек.
– Другой человек? Откуда вы знаете? Разве вам прежде приходилось играть роль ревнивого поклонника, Адам?
Эта колкость доставила Еве мстительное удовольствие. Высмеивая неопытность Адама, она испытала тайное торжество. Ее уже начал пробирать холод, но она желала показать преподобному Силвейну, что не намерена спускать обиду.
– Нет. – Признав правду, он лишил Еву главного ее оружия – насмешки. Адам заговорил снова – торопливо, сдержанно и до странности сухо, почти официально. – Мне показалось… будто в меня вселился другой человек, потому что я всегда тщательно обдумываю свои слова и поступки, стараясь быть справедливым и никого не ранить. Полагаю, в большинстве случаев мне это удавалось, за что я благодарен судьбе. Но… сегодня я хотел причинить вам боль.
«Потому что мне самому было больно». Он не произнес этого вслух, но Ева легко угадала продолжение фразы.
Слова Адама поражали резкой прямотой и силой, необычной даже для него.
– Вам это удалось. – У Евы болезненно сжалось горло. Ее голос прозвучал глухо. Признание далось ей с трудом.
Каким-то непостижимым образом Адаму всегда удавалось очистить ее от шелухи, обнажив самую суть. Он не оставлял ей времени, чтобы все обдумать и выбрать подходящую стратегию. Графине оставалось лишь говорить правду, без уверток, без умалчивания, и это безумно ее пугало. Только с Адамом она чувствовала себя полностью беззащитной, лишенной привычной брони. Понимал ли он, как ей страшно, невольно задумалась Ева.