– Все ли так, царевна, нет ли в чем обиды, неудобства, нет ли пожеланий?
– Всем довольна. – Зоя вздохнула и вдруг словно с обрыва в холодную воду бросилась: – Я креститься хочу.
Сначала у дьяка внутри все похолодело, а как же обручение с Фрязиным от имени великого князя в римском храме? Потом понял, о чем она, даже горло перехватило, но на всякий случай переспросил:
– Ты латинянка, царевна?
– Была униаткой, но в Риме в латинской церкви крестили. Иначе нельзя…
В голосе столько досады, боли, словно каялась на исповеди в страшном грехе. А как подумать – в чем ее грех? Не в магометанство же перешла.
Мамырев не дал царевне мучиться, сухонькая рука легла на ее рукав:
– В том себя не вини, то не грех. А крестят тебя в Москве обязательно, перед венчанием и крестят.
Зоя дух перевела и даже выпрямилась, бровь чуть вздернулась. Дьяк мысленно усмехнулся: ишь ты, строптивая!
– Я скорей хочу!
– Не было, царевна, такого наказа от государя, чтоб тебя в пути крестить.
Но нашла коса на камень, будущая великая княгиня потребовала:
– Вон церковь. Священник там есть?
Дьяк вздохнул:
– Есть, конечно. Да только это маленькая церквушка, подожди уж до Новгорода, там крестишься, коли до Москвы терпеть невмочь.
Темные восточные глаза сверкнули (ой, гневлива государыня-то будет!).
– В Русскую землю хочу православной въехать.
Что тут скажешь? Русская земля скоро, псковитяне должны царевну на границе в устье Омовжи встречать, так договорено. Негоже, конечно, будущую великую княгиню в Юрьеве крестить, да, видно, так лучше.
– Тогда я нашего Евлампия позову, у него святости поболе будет, нежели у здешнего попа. Он на Афоне был.
– У меня иконка святых Софии и ее дочерей есть, – зачем-то сказала Зоя. – Старец ваш в Риме благословил и сказал, что мне имя София.
– Амвросий? – ахнул Мамырев.
– Не знаю, как зовут. Он с вами приехал, но обратно не едет.
– Старец на святую гору Афон отправился, через греческие монастыри пойдет.
– Если бы я знала! – досадовала царевна. – У меня в монастыре сестра Елена, привет бы ей передать.
– Жаль, что не знали, непременно передал бы доброе слово.
– Я на иконку молилась, когда буря была. Это был день Софии. Я молилась, и буря стихла. Хочу ее имя взять.
Дьяк смотрел на свою будущую государыню, широко раскрыв глаза: ай да царевна!
Потом усмехнулся:
– Епископ не знает?
– Нет.
– Сделаю все как скажешь, царевна, сделаю, – обрадовался Мамырев.
Евлампий на старца Амвросия, что благословлял Зою в Риме, не похож. Он тоже сухощавый, но темный, глаза словно уголья, а брови седые.
– По доброй ли воле решила в греческую веру вернуться, дочь моя? – Глаза старца смотрели внимательно и строго, как у ликов на русских иконах.