Адуми никогда не вызвал к себе Иш-Кошера, нет, он просто звонил инспектору из своего пыльного маленького кабинета на третьем этаже.
— Хаим? Это Авнер. Ты занят?
И даже если важнее чтения газеты ничего не было, Иш-Кошер отвечал:
— Сейчас да, Авнер, но минут через пять-десять…
— Я хотел бы повидаться ненадолго. Мне спуститься?
— Пожалуй, лучше я поднимусь. Меньше вероятности, что помешают. Приду, как только смогу.
Потом он тянул время, пока не решал, что пора, и только тогда, прихватив портфель, не спеша, но целеустремленно, как и подобает инспектору, шел по коридору, затем по лестнице до перехода в соседнее здание, еще по одному длинному коридору и еще через один пролет лестницы. Там он останавливался, делал несколько глубоких вдохов, приводя себя в норму, и уже небрежно шел по короткому коридору к кабинету Адуми.
Он сел, поставив портфель на пол между ног.
— Надеюсь, госпоже Адуми лучше.
Адуми покрутил ладонью.
— По-разному. Доктор Бен Ами хочет, чтобы она опять легла в «Хадассу» на обследование и еще какие-то анализы. Он уезжает на месяц с лишним и хочет положить ее до отъезда.
— Месяц отпуска? Эти доктора хорошо устраиваются.
— Он летит на какой-то медицинский съезд в Женеву. Потом на другой, в Вальпараисо. Им же достаточно послать заявку — и они уже официальные участники. А потом вычитают это из подоходного налога. И он объедет вокруг света, потому что из Вальпараисо можно лететь что на запад, что на восток. А нам с тобой, считай, повезло, если мы сможем урвать неделю для поездки в Эйлат. Но Бен Ами хороший парень, я не завидую ему.
Он смахнул в сторону папку, словно приглашая Иш-Кошера представить имеющиеся бумаги.
— Ладно, у тебя что-нибудь есть?
Иш-Кошер вытащил папку из портфеля.
— Только всякая обычная ерунда об отце мальчика. Вплоть до недавнего времени он был зарубежным корреспондентом одной из американских телекомпаний. Ты должен помнить, он был их корреспондентом по Ближнему Востоку и находился здесь до и во время Шестидневной войны. Довольно хорошо владеет ивритом. Сейчас живет в «Кинг Дэвид» и, похоже, ничем особенно не занят. Говорят, что он пишет книгу об израильском общественном мнении. Заводит с кем-нибудь беседу и записывает на пленку. У него скрытый магнитофон и петличный микрофон. По словам горничной, у него в комнате куча пленок, все аккуратно подписаны.
— Она твой человек?
— М-гм.
— Тогда организуй копии пленок.
— Хорошо. Да, вот кое-что интересное: одна из лент подписана «Мимавет».
Адуми пожал плечами.
— Если сын не врет насчет покупки машины, что подтвердил тот малый, раввин, — тогда, скорее всего, это просто запись встречи. — Он посмотрел в окно и пробормотал: — Ходит везде и записывает разговоры, а? Хорошее прикрытие, если подумать. Он говорит с кем угодно и заявляет, что записывал это для своей книги.