Везде были молодые парни и девушки в форме. Многие ребята с автоматами — короткоствольными, с металлическими прикладами. Они несли их, перебросив ремень через плечо, или подмышкой, как зонтики, или раскачивая за спусковую скобу, как портфель. Ему пришло в голову, что они не похожи на солдат, хотя молоды и здоровы. В их манерах было что-то штатское и прозаичное, как если бы они работали на какой-то гражданской службе, где требуется форма, как у водителя автобуса.
Повсюду он видел хасидов, старых и молодых, в шелковых пальто, похожих на халаты, широкополых фетровых шляпах, в обтягивающих панталонах, заправленных в носки, с подпрыгивающими при ходьбе пейсами. Один раз его чуть не сбил мотоцикл, промчавшийся мимо, когда он сошел с тротуара на переходе. На нем сидели два молодых хасида, их бороды и пейсы развевались на ветру, сидевший сзади одной рукой придерживал широкополую шляпу, вцепившись другой в приятеля.
Увидев магазин головных уборов, рабби решил на всякий случай купить вторую кипу[32]. Они продавались во всех подарочных магазинах — из красного и синего бархата, украшенные золотым и серебряным шнуром, но он хотел простую черную. Владелец магазина был высокий, с длинной бородой. Ему помогал сын в хаки, пришедший домой в отпуск, на полке позади прилавка лежал на виду его автомат. В магазине стояло несколько мужчин, никто из них явно не был покупателем, они говорили об арабских террористах и о том, какие меры должно принять против них правительство. Они говорили на идиш, который рабби не сразу, но понимал. Сын через минуту оторвался от разговора, спросил, чего он хочет, положил на прилавок две стопки черных кип — «эти по две лиры, а эти по четыре», — и снова присоединился к беседе, прервавшись только за тем, чтобы взять у рабби деньги и дать сдачу.
Рабби отметил, что сделка совершилась необычайно просто и, по американским меркам, даже примитивно — ни упаковки, ни чека. Кассового аппарата не было, молодой человек достал сдачу из ящика под прилавком. Он не сказал даже обычное «спасибо», хотя, когда это сделал рабби, автоматически ответил: «Бевакаша» — пожалуйста.
Разглядывая витрины, он автоматически переводил цены в лирах на доллары. Пройдя по извилистым улицам, ни одна из которых, казалось, не пересекалась с другой под прямым углом, он внезапно очутился на открытом рынке, в узких проходах между прилавками с товаром, преимущественно фруктами и овощами. Были и ларьки с рыбой или мясом, и даже магазины тканей или одежды — все вместе. За прилавками стояли арабы, бородатые евреи, женщины — все кричали, торговались, жестикулировали, уговаривали. На стендах от какого-то магазина можно было купить расческу, записную книжку, пачку иголок, носовые платки или, например, пальто, если среди полудюжины висящих на стойке найдется подходящий размер.