— Пожертвовано семьей Исааксон, Монреаль… Попечением Артура Бомштейна, Поукипси… Построено в память о Сэди Аптейкер… Комната Гарри Г. Альтшулера… Библиотека промышленного дизайна памяти Морриса Д. Маркуса…
Они читали вслух и комментировали.
— Тебе не кажется, что это может быть Маркус из «Иннерсоул Маркусес»?
— Посмотри, Кац. Монтгомери Леви из Родезии. Представляешь, из Родезии.
— Там тоже есть евреи. Вот из Дублина, Ирландия…
Потягивая виски у себя в номере, партнеры обсуждали день.
— Честно говоря, Кац, наш рабби немного разочаровал меня. Я имею в виду, что он — рабби, можно бы ожидать, что он молится каждый раз, приходя к Стене. А он сам признался, что был там всего несколько раз. Как-то это неправильно, если он раввин и живет в Иерусалиме. И почему он отказался помолиться за нас? Это его работа, так ведь? Как по мне, похоже, что он устал от нее.
— Он в отпуске. Работа рабби ничем не отличается от любой другой. Когда человек уходит в отпуск, он хочет отдохнуть от нее.
В.С. бросил на него взгляд.
— Ты уверен, что это отпуск?
— А что же еще?
Маркевич понизил голос до хриплого шепота, который мог отчетливо услышать через закрытую дверь любой, кто случайно проходил по коридору.
— Может, он и не собирается возвращаться, может, намерен остаться здесь. Именно поэтому он не хотел читать молитву за нас. Словно мы уже не его конгрегация. Ты помнишь, как в кафе он настаивал, что заплатит сам. С каких это пор рабби так раскошеливаются? Помнишь, как он сказал, что мы — гости, а он — местный житель? Ты помнишь?
Кац наклонил голову в знак согласия.
— Ты попал в точку.
Маркевич допил свой бокал и просто сиял, в восхищении от собственной проницательности.
— Запомни мои слова, Кац, он не вернется. Я скажу тебе еще кое-что: если он не вернется, а рабби Дойч останется, В.С. Маркевич не будет страдать от бессоницы.
— Ну и как? — спросила Мириам.
Рабби ответил не сразу. Он нахмурил брови, словно подбирая слова для ответа.
— Понимаешь, это забавно, — сказал он наконец, — стоит прожить здесь какое-то время — не обязательно долго, — и начинаешь чувствовать себя жителем страны, по крайней мере, по отношению к туристам. Тебе неловко за них, тебя возмущает их неспособность понять хоть что-то из того, что они видят, обижает их снисходительность, сравнения с Америкой — неважно, произнесли они их или нет; тебя возмущает, что из-за сделанных пожертвований они считают эту страну своей собственностью…
— Ты действительно говоришь, как местный житель.
— Думаю, да. Возможно, я начинаю думать и чувствовать, как они.