– Я бы не исключал этого, – ответил Коулман. – Куда он мог поехать без паспорта?
Коулман наслаждался обратной поездкой на вапоретто и стоял на открытой палубе, несмотря на дождь. Полиция, кроме того, спрашивала у старшего Гаррета, мог ли младший Гаррет, по его мнению, совершить самоубийство. (Делл’ Изола не сказал, как ответил на это старший Гаррет.) Вероятно, Рей несколько дней назад написал, что Коулман тоже находится в Венеции. Гарреты явно не подозревали его, а это означало, что Рей не сообщил родителям о ненависти, какую испытывает к нему бывший тесть. Рей не стал бы этого делать. Люди, заслуживающие ненависти, редко сообщают о том, что их ненавидят. Коулман хотел, чтобы Рей убрался из Венеции, и полагал, что если хранить презрительное молчание, то Рей через день-два так и сделает – тихонько уберется. Но забавно, почему это он оставил свои вещи в «Сегузо». Из-за неврастении, решил Коулман. Он на самом деле не мог этого понять, хотя и подозревал, что был на верном пути, когда объяснял такой поступок желанием Рея возложить на него, Коулмана, вину за вероятное убийство, к тому же Рей, вероятно, хотел исчезнуть.
К разочарованию Коулмана, Инес не было, когда он вернулся в «Гритти», и Коулману тут же пришло в голову, что ее тоже вызвали в полицию. Но у портье для него имелась записка – в ящичке, где висели два их ключа.
«Ушла купить что-нибудь для Шарлотты. Вернусь между 6 и 7. И.».
Шарлотта, шестнадцатилетняя дочь Инес, сейчас училась во Франции. День для покупок, по мнению Коулмана, был ужасный, но Инес, вероятно, готовилась к Рождеству. Он прошел в свою комнату и убедился, что радиаторы в спальне и ванной включены на максимум (комната тем не менее была вполне комфортабельной), а потом забылся, занявшись еще одним рисунком – вид на людей сверху. Одна из фигур задрала голову и подняла руку, прося то ли милостыню, то ли дождя, пусть публика думает что хочет.
В шесть он выпил виски и попробовал продолжить композицию пастелью на большом листе.
Инес постучала в дверь и вошла за несколько минут до семи. Дождь к этому времени перестал, за окном стояла мрачная темнота.
– Ну? – спросила с улыбкой Инес. – О чем говорили в полиции?
Коулман набрал в грудь побольше воздуха:
– Они говорили с отцом Рея. Хотели узнать, не появились ли у меня какие-то новые соображения относительно местонахождения Рея. Я им сказал – нет, не появились. – Коулман сидел на краю кровати. Для рисования он предпочитал кровати столам. – Хочешь виски, дорогая?
– Да, хочу. Спасибо. – Она сбросила туфли на высоком каблуке, поверх которых теперь были надеты сапожки из прозрачной резины. – Ну и погодка! Я предпочитаю думать, что в дни славы Венеции погода была лучше, иначе трудно представить, как они могли тут жить с таким блеском.