Острижение было бесповоротным, окончательным актом отречения. Отныне он стал изгоем. Для братьев он больше просто не существовал. Его не будут оплакивать. Деяния его исчезнут из памяти вместе с именем. Будет считаться, что у его отца и матери было на одного ребёнка меньше. В народе Трулла Сэнгара такая кара считалась самой страшной — куда хуже казни.
Но никакого преступления Трулл Сэнгар не совершал.
Вот до чего мы дошли.
Бывшие братья стояли над ним и, кажется, лишь теперь осознавали, что́ сотворили.
Молчание нарушил знакомый голос:
— Ныне мы скажем о нём, а когда уйдём отсюда, он перестанет быть нашим братом.
— Ныне мы скажем о нём, — нараспев отозвались остальные, и один добавил: — Он предал тебя.
Первый голос прозвучал холодно, ничем не выдал злорадства, которое — как Трулл Сэнгар отлично знал — испытывал:
— Ты говоришь, он предал меня.
— Верно, брат.
— Каковы доказательства?
— Его собственный язык.
— Только ты один слышал, как он говорил о предательстве?
— Нет, я тоже слышал, брат.
— И я.
— И что же наш брат говорил всем вам?
— Он говорил, что ты отделил свою кровь от нашей.
— Что ныне ты служишь тайному господину.
— Что твои амбиции всех нас приведут к смерти…
— Весь наш народ.
— Он говорил против меня.
— Верно.
— Его собственный язык обвинил меня в предательстве собственного народа.
— Верно.
— Так ли это? Давайте рассмотрим его обвинения. Южные земли пылают. Вражеские армии бежали. Недруги ныне преклонили перед нами колена и умоляют сделать их нашими рабами. И сила наша растёт. Но! Чтобы стать сильнее, что мы должны, братья мои?
— Мы должны искать.
— Да. И когда найдёте, что следует сделать?
— Отнести. Тебе, брат.
— Вы осознаёте необходимость этого?
— Осознаём.
— Вы осознаёте те жертвы, на которые я иду — ради вас, ради нашего народа и его будущего?
— Осознаём.
— Но даже в дни поиска этот человек, бывший наш брат, говорил против меня.
— Говорил.
— Хуже того, он говорил в защиту наших новых врагов.
— Говорил. Он называл их Чистыми Родичами, утверждал, что мы не должны их убивать.
— А если бы они вправду были Чистыми Родичами…
— Они бы не умирали столь легко.
— Именно.
— Он предал тебя, брат.
— Он предал всех нас.
Воцарилась тишина. А, теперь ты хочешь разделить своё преступление на всех. И они колеблются.
— Он предал всех нас, не так ли, братья?
— Да.
Ответ прозвучал глухо, почти шёпотом, многие его промямлили — хор неуверенности и сомнений.
Долгое время все молчали, затем он вновь заговорил — с едва сдерживаемым гневом:
— Именно, братья. Не должно ли нам унять эту опасность? Угрозу предательства, этот яд, этот мор, что стремится разорвать нашу семью на части? Распространится ли он? Вернёмся ли мы сюда ещё раз? Мы должны быть начеку, братья. Даже среди самих себя. Друг с другом. Ныне мы говорили о нём. И ныне его не стало.