Карса вновь опёрся спиной на стенку ямы, подождал, пока человек оправится. Некоторое время с другого конца бревна слышалось лишь тяжёлое дыхание.
— Ты сумел проползти под бревном, а потом перекатиться сюда через верх. Я поражён, нижеземец. Видно, ты всё же не трус. Не думал, что есть среди детей такие, как ты.
— Чистая отвага, — прохрипел человек. — Это мой конёк.
— Чей это был зуб?
— Альрута. Больше не надо вертеть бревно, пожалуйста.
— Прости, нижеземец, но я должен его прокрутить обратно, пока бревно не ляжет так, как прежде.
— Будь проклята твоя мрачная логика, теблор.
— Как тебя зовут?
— Торвальд Ном, хотя мои враги малазанцы знают меня под именем Кастет.
— И как же ты выучил наречие сунидов?
— Этот язык давно известен среди торговцев. До охотников за головами к ним ходили натийские торговцы. Вели взаимовыгодную торговлю с сунидами. По правде говоря, ваш язык состоит в близком родстве с натийским.
— Солдаты только невнятно блеяли.
— Ясное дело, они же солдаты, — человек помолчал и добавил: — Понятно, такой юмор тебе не по нраву. Ладно. Солдаты эти, скорее всего, малазанцы.
— Я решил, что малазанцы — мои враги.
— Это у нас общее, теблор.
— У нас нет ничего общего, кроме этого бревна, нижеземец.
— Как хочешь. Но в одном я обязан тебя поправить. Малазанцы, конечно, народ омерзительный, но по нынешним временам натии ничуть не лучше. Союзников среди нижеземцев у тебя нет, теблор. В этом не сомневайся.
— А ты натий?
— Нет. Я даруджиец. Из города далеко на юге. Дом Номов велик, и некоторые его семьи почти богаты. Один из Номов даже оказался в Совете Даруджистана. Правда, мы незнакомы. Увы, активы моей семьи несколько… м-м-м… скромнее. Оттого и пришлось мне много странствовать и обучиться подлым ремёслам…
— Слишком много болтаешь, Торвальд Ном. Я готов снова провернуть бревно.
— Проклятье! Я-то надеялся, ты об этом забыл.
Бесформенный, расплющенный конец железного прута уже дошёл до середины бревна. Ноги у Карсы болели и дрожали, хотя он делал всё бо́льшие перерывы. Рваные раны, которые остались на груди и спине от расколотой доски, вновь открылись, и кровь равномерно смешивалась с потом, пропитывая одежду. Кожа и плоть на лодыжках были изорваны в клочья.
Торвальда сморила усталость вскоре после того, как бревно вернулось в начальное положение. Нижеземец стонал во сне, а Карса продолжал трудиться.
Сейчас, пока урид отдыхал, прислонившись к глинистой стенке ямы, единственными звуками под полом были его собственное неровное дыхание и тихие вздохи с дальнего конца бревна.
Затем над головой послышались шаги: сперва человек прошёл в одну сторону, затем — в другую и исчез.