* * *
Ох!
Очнулась оттого, что обожгло ногу. Сразу не поняла, что случилось, не поняла, где я. Бред какой-то…
И только потом дошло. Я же уснула!
Хаген светился изнутри слабым голубоватым светом. Так жутко. Словно огонь под кожей. Огонь…
Крошечные огоньки, словно светлячки, скользили по полу. Вокруг Хагена, и разбегались все дальше, пролезали под дверь.
Один огонек совсем рядом. Маленький такой…
Я заворожено протянул руку, все еще не веря в реальность происходящего.
— А-ай!
Вскрикнула.
Обожгло. Так больно, что я разом пришла в себя. Тут же вскочила на стул. Надо было бежать за Ланом, но там столько огней, что я не могла заставить себя, было ужасно страшно. Я не пройду! Не смогу.
— А-а! — закричала я. — Помогите! Лан! Скорее! Ла-ан!
Я все проспала! О, боги! Что же теперь будет?!
Лан влетел в лаборантскую почти мгновенно, такой помятый и заспанный, озираясь по сторонам. Без лишних слов он схватил меня на руки и потащил прочь. Казалось, на огоньки, мелькающие под ногами, он даже внимания не обращал.
— Чаю, хотя бы, попей, — Джара поставила рядом кружку.
Я лежала, отвернувшись к стене, ничего не хотелось, ни есть, ни пить, ни разговаривать.
Все из-за меня.
Лучше бы это я умерла тогда. Сгорела бы в этом проклятом огне.
— Соль, хватит, — Джара жалела меня.
А вот Ина откровенно презирала. Так же, как презирала Алесу. Она вообще перебралась в другую комнату, к Регару, и мы остались втроем.
Лан тоже почти не вставал, только по необходимости, как сейчас — его вызвали к инспектору. У Лана все ноги обожжены, кожа слезает пластами, страшно смотреть. На нем, конечно, все заживает, как на собаке, но все же. Когда он вытащим меня и поставил во дворе учебного корпуса, у него горели сапоги. Он сбил кое-как огонь и убежал обратно, не обращая внимания, через реки огней, хотя на этот раз, я видела, уже позаботился о защите.
Лан говорил, что это ерунда, что легко может с этим справится. Но ночью я видела как он пробирался в темноте в туалет, хромая на обе ноги и хватаясь за стену, шипя сквозь зубы. Совсем не легко это было. Магия не всесильна.
Лан ни разу не упрекнул меня, не сказал ни единого плохого слова. А ведь все это случилось по моей вине.
Хаген умер.
Сгорел изнутри. Я видела только издалека, так и не смога подойти. Не нашла в себе силы. Весь черный. И тонкая, словно бумага, кожа, казалось, проваливалась местами внутрь, а внутри пустота.
Из-за меня.
У меня даже не было сил плакать.
Я готова была сдохнуть. Я проклинала себя.
— Соле! — это Лан пришел. — Соле, пойдем, с тобой тоже хотят поговорить.