— Не нравится? — засмеялся хозяин. — Да, ни занавеса, ни костюмов театральных у меня нет. Собственно, у меня ничего нет.
— А ящик зачем стоит посредине?
— Чтобы не забывать.
Я удивленно подняла брови, но вопросы задавать не стала. Очень торопилась.
— Лера, не хочу вас задерживать. Вы в состоянии передать Руфине сверток, так чтобы никто не видел? Мне надо отлучиться на несколько дней, и я хочу, чтобы она сохранила эту вещь до моего приезда. Но остальных не обязательно посвящать. Я очень тороплюсь и не могу сделать это сам. Согласны?
— Конечно, — обрадовалась я столь скорому расставанию и простоте просьбы. — Я пойду? Можно?
— Да, спасибо.
Я почти вприпрыжку побежала к Руфе. Она дремала в своем кресле, было жалко и неудобно ее будить. Я наверняка не стала бы этого делать, но, к счастью, мне дали поручение, которое я просто обязана выполнить. Я тихонечко присела на ступеньки в ожидании пробуждения старушки. Никого больше не было. Наверное, Анна Николаевна пошла на базар, а мужчины в Москве. Вот с ними мне бы не было грустно, я бы не считала дни до отъезда — мечтала я о несбыточном.
— Чего ты ждешь? — проскрипели кресло и голос хозяйки одновременно.
— Вас. Я разбудила? Извините.
— Безусловно. Ты так громко вздыхаешь, что мертвый проснулся бы.
— Я принесла вам от Иллариона Валентиновича сверток с просьбой сохранить до его приезда. И никому не говорить.
— А что здесь? Ты знаешь?
Я отрицательно помотала головой.
— Неужели не заглянула? Я бы обязательно проковыряла дырочку.
— Нет, что вы! — возмутилась я.
— Ты первый раз была у Ларика? Он привел дом в порядок?
— Не знаю, я же впервые зашла. Но там очень чистенько и пустовато.
— Значит, убрал все, — задумчиво прошептала Руфа.
— Только какой-то пустой ящик стоит в центре комнаты. И радио орет, как ненормальное.
— Понятно. Ты девочка любознательная, буду тебе рассказывать. Может, когда-нибудь вспомнишь и напишешь или расскажешь кому-нибудь. Жалко, у нас в семье нет пока знаменитых имен и о нас не напишут. Мы так, невидимые труженики искусства. А историй много… Потерпишь?
— С удовольствием, — затрепетала я. Мне нравились рассказы старой актрисы. Я надеялась, что мы доберемся и до Митиной персоны, но понимала, что не скоро.
— Ты уже слышала, что мы с Лариком друзья с детства. Наши родители служили в одном театре, но мои были на второстепенных ролях, а его мать — примадонной. У нее вышел недолгий роман с офицером и в результате случился Ларик, который ей очень мешал. Бросить она его не могла, а заботиться тоже не особенно стремилась. В ее гримерке стоял огромный шкаф с костюмами. Она вытащила из нижнего ящика все побрякушки и укладывала, а потом и сажала туда своего малолетнего сына. Часто она забывала его покормить и вообще оставляла там на ночь, когда ее приглашали кавалеры пойти куда-нибудь после спектакля. В этой истории из провинциальной актерской жизни того времени нет ничего необычного. Но, конечно, все оставляет свои следы. Илларион вырос очень одиноким человеком. У него не было возможности научиться привязываться к кому-нибудь. Это, безусловно, повлияло на всю его жизнь. Он на войне был радистом, полгода просидел один где-то на Кавказском хребте. Другой бы с ума сошел, а он нет, привык к одиночеству.