— Что это? Кто это сделал? Это потрясающе, — захлебывалась я, вцепившись в Сашку.
— Это кабаре. Слышала? — величественно вопрошал мой проводник в искусстве.
— Ну слово слышала. А почему в подвале? Это же должны увидеть все, — изобразила я земной шар руками.
— Никто не разрешит. Официальное искусство нашей страны не признает такой легкомысленный жанр. Спасибо, что отсюда еще не выгнали.
— А кто же осмелился на эту запрещенку? — испугалась я за себя и за того человека, который создал, на мой взгляд, шедевр.
— Лерочка, спектакль поставил Даня Шабельский. Его имя, естественно, не афишируют.
Слова Саши потрясли меня еще больше, чем сам спектакль. Как мог мрачноватый, замкнутый, обвиненный в убийстве Даня создать столь радостное, изящное, феерическое зрелище? Делиться своими мыслями я не стала, мне казалось, что Саша не согласится с моей оценкой характера Дани, а терять недавно обретенного приятеля мне не хотелось. У меня закралось смутное подозрение, что я не совсем права. Возможно, удастся все это обсудить с Руфой.
— Ты что затихла? — потянул меня за шарфик Саша.
— Перевариваю увиденное. Саш, а он успел еще что-нибудь поставить?
— Да. В академических театрах. Только все спектакли после ареста сняли. Многие так и не увидела широкая публика. Очень уж нестандартное мышление у постановщика. Считали, что он просто ерничает и издевается над нашей действительностью, подменяет смысл, особенно в классике, смещает акценты, — выдал грустную тираду мой наставник.
— Это из какого-то официального документа? — спросила я.
— Почти. Так что, считай, сегодня тебе страшно повезло.
— Да, теперь уж не скоро увидим новенькое, — подвела я итог нашему разговору.
Мы болтали о прекрасном, о том, куда еще можно пойти в ближайшее время, но мысли мои все время возвращались к увиденному, которое никак не соответствовало моему восприятию Данилы. Впервые я почувствовала, что резкие огульные суждения подвели меня. От этого на душе было очень неспокойно.
— Саша, я буду поступать в театральный, — неожиданно сказала я и вся вытянулась в струнку, будто давала клятву. Решение было поистине судьбоносное.
Я впервые тогда произнесла эти слова всерьез, возложив на себя и на Сашу определенные обязательства. Он очень ответственно отнесся к моему решению. Принялся таскать по всяким выставкам, театрам, домам творчества, проверял, много ли запомнила из книг, которые он велел читать.
Сашечка, как плохо, что сейчас не можешь быть со мной, мой верный дружок. Страшная жалость и страх захлестнули меня. Мой лучший друг уже никогда ничему меня не научит, не заслонит от неприятностей. Его просто нет. И из этой истории мне придется выбираться самой. Я мужественно попыталась вернуться назад к дням юности.