Слово взял командир Махир Абидир:
— Действительно плохая новость. Что мы можем противопоставить игиловцам, братья? Тебе, Кахан, — обратился он к Вахади, — держать основной удар боевиков, поэтому послушаем твое мнение.
— Вам известно, что у меня, как и в других отрядах, восемьдесят ополченцев, разбитых на три группы, и отделение управления и обеспечения, — поднявшись, заговорил Вахади. — В составе отряда один танк «Т-72», один БТР-60 ПБ, зенитные установки ЗУ-23-2. Преимущество отряда в том, что мы, во-первых, обороняющаяся сторона, а значит, нет необходимости в достижении численного превосходства над противником ни в личном составе, ни в технике. В отряде, по группам, шесть гранатометчиков, у каждого помощник, у помощника по десять выстрелов. Итого, мы можем произвести по боевикам шестьдесят выстрелов из РПГ. Но лишь в том случае, естественно, если вражеская техника подойдет к позициям на расстояние до пятисот метров. Во-вторых, и в том, что наши позиции находятся как в траншеях, так и в полуразрушенных, но еще способных защищать личный состав домах. При необходимости личный состав может быть быстро направлен в траншеи. Техника в капонирах и сможет вести огонь по своим секторам. Но прорыв все же возможен. Наверняка игиловцы после отвлекающего маневра, непонятно, зачем он им понадобился, непосредственно перед атакой проведут артподготовку из танков. А семь «Т-62» с расстояния в километр способны нанести нам существенный ущерб. Кроме того, атака может пойти и при артналете, который прекратится при подходе боевиков непосредственно к линии обороны. А если боевики применят дымовые заряды, то ситуация вообще осложнится. У меня все.
Вахади сел на свое место, а слово снова взял Абидир:
— Исходя из тобой, Кахан, сказанного, усиление позиций отряда не требуется.
— Нет! Того усиления, что можешь предоставить ты, а это — максимум переброска пары бронетранспортеров с других направлений и двух БМП со взводом резерва. Это не изменит ситуацию. Вот если бы у нас была самоходная гаубица… но что говорить о том, чего нет и не будет.
— Я тебя услышал. Но не понимаю одного, почему именно сейчас, когда в поселке еще есть и продукты, и боеприпасы, боевики решились на прорыв. Логичнее брать Эль-Руван, когда через неделю у нас не будет по меньшей мере продовольствия. Склады опустошаются, нормы пайка срезаны до предела, лишь детям, беременным и кормящим женщинам дается полноценный паек. Это знают в штабе Курмани. Помочь пробить наземный коридор русская авиация также не может, потому что мы находимся в прямом контакте с игиловцами. Удары, даже корректируемыми бомбами или ракетами, неизбежно нанесут потери обеим сторонам. И в этот момент, когда выгоднее всего подождать неделю-другую, когда в поселке начнется голод, взять его без потерь, Курмани решается на очередной штурм. Он атаковал нас с запада — бесполезно, атаковал нас с востока — результат тот же, с юга не атаковал, но там местность сложная и минные поля перед позициями отряда Кандиля. Теперь решил ударить в лоб, с севера, да еще с отвлекающим маневром. Зачем? Почему? Может быть, кто-то объяснит мне? Олег Викторович, ты — профессиональный военный лучшей армии мира, может, ты объяснишь?