— Я никогда не лгу, — заявила Гертрудис Аведаньо. — Могу немного покривить душой, если правда слишком горька; могу даже не сказать всей правды, если это необходимо, но я никогда не лгу. Вы взлетите выше короля, но увы, ненадолго!
— Почему же?
— Вас предадут.
— Меня убьют?
Гертрудис Авенданьо, совершенно ясно прочитавшая по его руке, что он будет убит, долго медлила с ответом, виновато опустив глаза.
— Я никогда не говорю о смерти, — проворчала она наконец. — Я лишь могу сказать, что вы станете жертвой великого предательства.
Франсиско Писарро ничего не ответил. На мгновение он задумался, затем поднялся, подошел к тазу, снова вымыл руки и вытер их чистой тряпкой, после чего вернулся на свое место и вновь положил руки на стол.
— Посмотрите еще раз, — попросил он. — И скажите хоть что-нибудь хорошее. Какой мне интерес столько лет вести собачью жизнь, чтобы в конце концов стать прославленным полководцем или даже вице-королем, которого все равно потом предадут? Но мне хотелось бы знать, встречу ли я свою любовь, полюбит ли меня эта женщина, и буду ли я с ней счастлив.
— Этого я не могу знать, — просто ответила она. — Это то же самое, как если бы вы попросили меня посмотреть на солнце и сказать, есть ли звезды позади него. Сияние солнца всегда затмевает свет звезд.
— Черт тебя дери!
Видимо, это невольное восклицание всерьез обидело женщину; она готова была встать и уйти, но руки Писарро настолько заворожили ее, что она так и не смогла подняться с места, не в силах оторвать глаз от причудливых линий на его ладонях.
— Никто и никогда не разговаривал со мной в таком тоне, — произнесла она. — Вот уже сорок лет, как я занимаюсь этим делом — дольше, чем вы живете на свете. Я самый лучший и самый уважаемый мастер своего дела. Там, в Авиле, вы не посмели бы даже приблизиться к порогу моего дома, — она посмотрела ему прямо в глаза, прежде чем добавить нечто совсем уж неприятное: — Я ни о чем вас не просила, и мне от вас ничего не нужно. Вы сами попросили меня взглянуть на свои руки и предсказать вам судьбу, что я и сделала — совершенно бескорыстно, заметьте. Воля ваша, верить мне или нет, но я вправе рассчитывать хоть на какое-то уважение.
— Я уважаю вас! — поспешно ответил Писарро, искренне стараясь ее успокоить. — Я очень вас уважаю, просто ваши слова меня ошеломили. Я — и вдруг генерал и почти король? Господь с Вами, сеньора!
Гадалка оглядела его с ног до головы, пристально изучив неуклюжую костлявую фигуру, некрасивое, с грубыми чертами лицо и вульгарность жестов. Под конец она пожала плечами и с неохотой пробормотала: