И это приводило его в ужас.
Губернатор брат Николас де Овандо, кавалер ордена Алькантары, доктор университетов Вальядолида и Саламанки, был действительно мудрым и образованным человеком, имевшим лишь один серьезный недостаток: слепой расизм, являвший собой, однако, своего рода «изюминку» этой сложной и загадочной личности, поскольку, считая себя настоящим кастильцем и пламенным патриотом, Овандо тем не менее питал глубочайшее презрение к большинству своих соотечественников.
Хотя, сказать по правде, брат Николас де Овандо презирал не столько людей, сколько то дремучее невежество, в которое погрузилось общество после долгой и изнурительной войны с маврами, длившейся почти восемь веков. Теперь люди отчаянно старались забыть все то хорошее, что дали им захватчики, даже не желая задумываться, чем можно это заменить.
Не прошло еще и десяти лет после падения Гранады, последнего мавританского королевства, и изгнания евреев, а уже нашлось немало тех, кто стремился любой ценой искоренить любые следы мавританского или еврейского влияния, ставшие неотъемлемой частью испанской культуры, объясняя эти гнусные поползновения тем, что якобы стремятся высоко нести знамя христианской веры, проявляя чрезмерное рвение даже в пустяках, и это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Самый невинный жест, восклицание и даже отказ плюнуть в сторону бывшей мечети или синагоги могли повлечь за собой самые серьезные обвинения и привести ни в чем не повинного человека на суд Святой Инквизиции.
Брат Николас де Овандо считал себя добрым христианином, истинно верующим и питал глубочайшую любовь к Богу, а потому нисколько не боялся его гнева; возможно, именно это помогло ему столь тесно сблизиться с братом Бернардино де Сигуэнсой, склонным рассматривать любой политический ход именно с позиции веры.
Но нельзя забывать, что в первую очередь он был все-таки политиком.
— Наш символ — крест, — произнес он наконец. — И если вы присмотритесь повнимательнее, то увидите, что любой крест похож на меч, острый и и опасный. А стало быть, мы будем пользоваться мечом до тех пор, пока будет необходимо, и воткнем его в землю, лишь когда последний язычник склонит голову перед Христом. Лишь тогда крест станет вечным символом мира.
Францисканец упорно не желал признавать, что мир — это дерево, чьи корни необходимо напоить кровью, чтобы оно дало достойные плоды, и по-прежнему пытался убедить своего давнишнего однокашника оставить в покое принцессу Анакаону и ее крошечное «королевство» Харагуа.
— Имейте в виду, — произнес он наконец, — что иногда мертвый враг может оказаться гораздо опаснее, чем живой.