И почему-то только ночами встречались. Что усиливало ощущение безысходности. Странно так, он днем не приезжал никогда. Правда, писал, да. И звонил иногда. И Таня теперь все время таскала с собой телефон, даже в операционную. Тут уже опасалась, что не так поймет, если не ответит. Патовое положение.
Краем уха она слышала обрывки его разговоров по телефону, какие-то дела, проблемы, что-то важное, что необходимо было как можно скорее решить. Предполагала, что из-за этого, вероятно, и занят все время. Но не спрашивала ничего. Не представляла, как вынесет, если еще что-то «такое» узнает.
И, несмотря на все это, каждый раз бросала в объятия друг друга их потребность, на грани, до боли, до засосов и следов, до крика. До безумия, когда ни о чем другом уже и не думаешь. Обо всем забываешь. Даже об элементарной безопасности, что уж вспоминать о здравом смысле? Нет полумер, не хватает сил быть нежными. Будто и тут пытаются каждый свое доказать, надрывая нервы и кожу.
Невыносимо. А как иначе - ни она, ни он не могли сказать.
Он подарил ей букет роз на восьмое марта, снова такой огромный, что неясно, как держать и куда ставить. И подарочный сертификат в салон красоты на крупную сумму. А Таня психанула. Не из-за цветов или подарка. Просто нервы «ни к черту стали», как Виталя говорит, этот сертификат - лишь повод для срыва.
- Что, совсем страшная стала? Уже не нравлюсь? - сразу «ощетинилась», хотя и брать, вроде, все еще не очень соглашалась. И не ждала подарка, не намекала, не требовала.
Отступила. Обхватила себя руками, будто холодно.
И обижать его не хотела. Нет. Просто у самой в душе такая свалка, такая боль, что ничего хорошего сказать не может. Рот открывает, а эта боль выплескивается. И злость, что все вот так складывается! Даже на работе старалась только о пациентах разговаривать.
И он это понял, кажется. Опустил цветы прямо на пол, туда же сертификат этот. Пересек коридор, не заботясь снять ботинки. И сильно обхватил Таню со спины. Прижался губами к шее, под растрепанным «узлом», в который она волосы скрутила.
- Нравишься? Не нравишься? Да я дурею от тебя, Танюша. И с каждой минутой, все безнадежней залипаю, - тихо хмыкнул. Притянул к своему телу сильнее, хоть она и не вырывалась. А, может, стоило бы? - Но сама же говорила, что я тебя измучил. Вот, искупаю. Расслабишься, потратишь на себя время, забыв обо мне.
Взял и закутал ее в свое же пальто, обхватив со спины полами.
Замерла, прижавшись затылком, спиной к нему. Тепло так. Горячо, даже. Без него ее теперь все время морозило, никакие свитера не спасали. Вдохнула глубоко.