Щербатый скейтборд в углу. И там же теннисные ракетки в прозрачном пакете и рядом поношенные кроссовки, в которые сегодня вряд ли влезла бы нога Шокера.
— Так вот ты какой на самом деле, Андрей Клайар…
— Разочаровал? — усмехнулся он.
— Нет. Но ждала другого. Думала — очередной муляж жилища. А ты, оказывается, когда-то был живым.
— Здесь я себе это позволяю. В своём доме раньше тоже позволял. Теперь только здесь.
— Что за рисунки на стенах?
— Мои, — равнодушно отозвался он. — Давно когда-то баловался.
Я вышла на середину комнаты, хорошенько осмотрелась вокруг и повернулась к Шокеру.
— Нельзя тебе этот дом продавать.
Он повёл плечами и сказал задумчиво:
— Есть вещи поважнее ностальгии. И есть долги важнее всех вещей.
— Это что, стихи?
— Да.
— Только не говори, что твои. Я этого не перенесу.
Он рассмеялся, пожал плечами и ничего не сказал. Вот и пойми его.
Мой телефон затренькал. Я вынула его из кармана.
— Да, Миша.
— Ты где?
— Гуляю.
— Я всё закончил, давай я к тебе навстречу выйду.
— Не надо, Миша.
— Почему? — удивился он.
— Мишенька, если я сегодня вернусь, то я вернусь сама. Не надо меня встречать.
— То есть как «если вернёшься»? — испугался он.
— Вот так, Миша.
Он молчал долго, будто ждал от меня каких-то пояснений. Не дождавшись, буркнул:
— Ладно, я понял.
Я опустила телефон в карман.
— Я сейчас был у Нарратора, — подал голос Шокер. — Припёр его к стенке. Так что я всё знаю.
— Что ты знаешь?
— Ох, ну вряд ли совсем уж всё, на это я не надеюсь. Но многое. Про выходку Альдона, про то, кем он тебе приходится. И про то, в чём же ты мне врёшь: этот рыжий ведь тебе и не муж вовсе.
— Да, видимо, ты неслабо припёр Марека. Или стенка была раскалённая.
— Просто был серьёзный мужской разговор, — вздохнул Шокер. — Я ему объяснил, что, когда я интересуюсь тобой и твоими делами, это не любопытство и даже не вежливость. Это личное. Это моё личное.
— И что Марек?
— Разозлился.
— Почему?
— Не знаю. Возможно, я — не совсем то, чего он хотел бы для своей сестры. Или даже совсем не то.
— Да уж, меньше всего для своей сестры он хотел бы…
— Чего? — напряжённо уточнил Шокер.
— А, неважно. Я завязала высказывать мужчинам претензии. Всё у нас с тобой в порядке, Шокер, всё именно так, как единственно возможно.
— Да что ты? В порядке? Да у нас всё никак, Кира, — он внимательно посмотрел мне в лицо. — Никак.
— Шокер, не надо.
— Я тебе удивляюсь. Да что там — восхищаюсь тобой! Ты как-то умеешь с этим «никак» смириться.
Я покачала головой:
— Не умею, Шокер. Умела бы — не устроила бы вчера этот позор с танцами. Я ж всё тебе назло делала. За то, что с Лали любезничал. Как будто бы непонятно было, что ей тоже нужно и хорошее настроение, и выход в свет, и не чужая она тебе, у вас общий ребёнок… Но я всё-таки пошла и оторвалась по полной… А ты говоришь, умею смириться. Три раза «ха-ха»… Ты, кстати, прости меня за всё это. Стыдно теперь.