– Как так получилось, что ты не уехала? Что стряслось? Не срослось что-то с работой? От ворот поворот дали?
– Нет, тупо билет потеряла, – засмеялась Алла. – Но я передумала ехать вообще, мам. У меня тут кое-какие не решённые дела остались. Помнишь Соню?
– Ну да, ты с ней напополам квартиру снимала. А что? – насторожилась мама.
Алла мягко взяла её за плечи – встревоженную, невысокую, хрупкую, в золотистых очках.
– Мы не просто снимали квартиру. Она – моя любимая девушка. Да, мамуль, вот так... Вечно это скрывать всё равно невозможно, так что лучше тебе узнать правду от меня, чем от кого-нибудь чужого.
Мама медленно села к столу, расстегнула верхнюю пуговицу строгой офисной блузки, будто воротничок её душил.
– Я догадывалась.
Вечер зажёг городские огни. Мандарины в пакете у Аллы ободряюще сияли в свете лампы у подъезда, источая тонкий праздничный дух, а навстречу ей шла Соня. В круглой шапочке, обрамлённой белым мехом, она походила на Снегурочку.
– Сонь, прости... Я напугала тебя, повела себя неадекватно. Этого больше не повторится, обещаю, – глухо, сдавленно от волнения пробормотала Алла. Сердце билось где-то в горле. – Ты... Ты только живи, ладно? Не умирай...
Живая... Живое личико с румянцем, а не бледный портрет на памятнике. Грустные, серьёзные, настороженные глаза, пуховая варежка у испуганно приоткрытых губ.
– Ты что несёшь? Ты пьяная, что ли? – Соня отступила на шаг, вцепившись в сумочку, точно Алла была грабителем, собиравшимся её выхватить.
– Трезвая, как стёклышко. – Для подтверждения Алла дохнула – пахло только кофе, которого она выпила у мамы чуть ли не литр, а последнюю кружку – прямо перед выходом на улицу. – Соник... Всё, чего я хочу – чтоб у тебя всё было хорошо. Чтоб ты была жива и здорова. Пожалуйста, будь осторожнее, когда переходишь дорогу...
Картинка могильного памятника всё ещё стояла перед глазами и затыкала комом горло.
– Нет, ты точно псих, – сказала Соня.
А её снегурочьи щёчки рдели яблочками, снежинки улыбчиво дрожали на ресницах, и Алла осмелилась смахнуть их пальцами.
– Может, и псих, – прошептала она в тёплой близости от Сониных губ. – Но я люблю тебя.
Пакет упал на снег, мандарины яркими мячиками раскатились в стороны. Алла жадно сгребла девушку в объятия, гладила её по шапочке, по плечам – родную, живую, невредимую.
– Не бойся... Я больше не буду так делать, обещаю, – дышала она ей в ушко с хрустальной капелькой серёжки. – Клянусь. Я никуда не еду, Соник... К чёрту эту работу. Ты – всё, что у меня есть. Только живи, только будь на этом свете...